— Нтъ, Любовь Борисовна. Это латинское изреченіе, но моего сочиненія. Мужчина судитъ все на свт по-человчьи, а женщина судитъ все по-женски. Ну-съ, Любовь Борисовна, — разсмялся онъ весело. — Я предъ вами престранно исповдовался. Клэретта хотя коротко и на ухо, но, кажется, еще пуще моего исповдалась, сказавъ вамъ то, что она и мн не хочетъ, якобы не можетъ, сказать… Ну-съ, теперь вашъ чередъ… Вы какъ?.. Кажется мн, что пора вамъ меня простить за… за мое вмшательство въ вашъ англійскій романъ. Простите за это названіе.
— Я и прежде на васъ не пеняла и васъ мысленно не попрекала. Я врю въ судьбу. Въ предопредленіе свыше… Вы это знаете…
— Но теперь?… Теперь вы счастливы?
Эми вспыхнула.
— Мн тоже, Адріанъ Николаевичъ, совстно сказать. Совстно тоже, гд и какъ нашла я мое счастье. Да. Я люблю Жоржа… Я его зову, какъ звали товарищи въ полку: «Егорушка». Это къ нему больше идетъ. Я люблю его много. И считаю, что такъ и должно было все быть, такъ все случиться…
— Ну и слава Богу. Онъ честный и добрый человкъ. А главное, онъ васъ обожаетъ. Вы должны его любить.
— Да. Именно. Я должна его любить, какъ жена мужа. Должна. Не законъ, а природа мн это приказываетъ. Мн нсколько трудно вамъ объяснить, какъ я его полюбила и люблю. Я вся его… Но потому, что онъ — весь мой. Я понемногу и недавно поняла и почувствовала простую вещь: что такое бракъ… Онъ одинъ, Егорушка, существуетъ для меня на свт… Все остальное, вс остальные — это, для меня, ну, вотъ, что декорація на сцен. Она необходима для иллюзіи, но не для игры актеровъ. Она — дополненіе, безъ котораго можно и обойтись… Вс люди для меня будто не существуютъ. Только одинъ человкъ существуетъ. Онъ. И онъ на половину — я. Мы вмст — міръ Божій. Все остальное — наша декорація Вотъ поэтому-то, Адріанъ Николаевичъ, я и не понимаю, что люди, мужчины и женщины, могутъ вступать въ бракъ два раза. Это безсмыслица. Любить можно два раза, причемъ, разумется, вторая любовь есть ясное доказательство, что первая была ошибкой и самообманомъ и никогда не существовала.
— Позвольте. А если первый бракъ былъ несчастный, а второй счастливый?
— Тогда первый оскверняетъ, второй мшаетъ ему быть таинствомъ. Это — несчастіе. Тогда не суждено узнать истинной любви, на свт единой. Надо примиряться… Но принадлежать двумъ? Два раза въ жизни чувствовать, что я — онъ, а онъ — я… Это безсмыслица. Это противъ природы и законовъ Божескихъ. Это люди выдумали, и, значитъ, это ложь. Потеряй я завтра Егорушку и стань счастливой и любящей женой другого — я бы сочла себя не женщиной, не человкомъ, а животнымъ. Разумется, еслибы я знала… — Эми запнулась и продолжала:- еслибы я знала, что онъ тоже никогда не зналъ до меня ни одной женщины, то наша связь была бы для меня еще святе… Но что же длать! Я утшаюсь тмъ, что таковъ свтъ, что тогда я его не знала, и онъ для меня не существовалъ, какъ и я для него… Жизнь его и жизнь моя начались не съ рожденія, я съ мгновенія, когда началась наша жизнь… Я такъ утшаю себя.
Эми просидла у друзей довольно долго.
Когда она стала собираться домой, говоря, что мужъ одинъ и ее ждетъ, Рудокоповъ, вдругъ сдлавшись серьезнымъ, вымолвилъ:
— Скажите мн, Любовь Борисовна, вы хорошо знаете баронессу Герцлихъ и, кажется, любите?
— О, да… Она — добрая, хорошая женщина, и право мн ее жаль. Грустная, тяжелая ея судьба. Она вышла замужъ за одного, любя другого…
— И затмъ… Она поступила такъ, какъ вы или, вотъ, Клэретта не поступили бы…
— Нтъ! Это клевета! Отчаянная клевета! Вы это говорите вслдствіе того, что случилось въ Баньер? Вотъ дурная-то женщина, эта графиня Кора! Вы думаете тоже, что она сдлала скандалъ, якобы, мстя баронесс за Загурскаго?
— Такъ вы думаете, что баронъ не обманутъ?
— Никогда! — воскликнула Эми. — Я бы презирала ее, еслибы…
— Но вы можете не знать этого. Баронесса не сознается вамъ. А дла его, говорятъ, въ полномъ порядк.
— Дла?… Наврное. Жену онъ не можетъ подозрвать. Онъ ее обожаетъ и знаетъ, что и она его любитъ… Можетъ быть, не такъ, какъ бы онъ хотлъ. Онъ ей первый, лучшій другъ… А ея сердце, правда, принадлежитъ этому красивому, элегантному, но противному человку… Что длать?… Мн онъ былъ всегда противенъ… А вс женщины отъ него съума сходятъ…
— Такъ вы мн подтверждаете, что баронесса измнить мужу не могла.
— Никогда. Это въ Париж пущенная клевета. Я знаю ее.
— Ну, а въ обществ вс вашего же, того же мннія?