Экзотики

— Адріанъ Николаевичъ! У меня есть другъ, близкій человкъ, больше, чмъ другъ… Этотъ человкъ, вслдствіе одной причины, не хочетъ жить… Не можетъ… Онъ слишкомъ страдаетъ… А человческая натура слаба… мученій долго не переносить. Мы знаемъ, что люди часто изъ-за физическихъ страданій пускаютъ себ пулю въ лобъ, чтобы ихъ прекратить… Каково же, если человкъ изнываетъ отъ нравственныхъ мученій… И вотъ, этотъ близкій мн человкъ ршилъ покончить съ собой. Для этого онъ избралъ ядъ… Почему? Чтобы всячески скрыть отъ людей, что онъ кончилъ самоубійствомъ, чтобы оно не вызвало пересудовъ и клеветъ, и не пало какъ-нибудь на кого-либо изъ остающихся на свт… Револьверъ слишкомъ громокъ… Онъ думалъ не разъ начать заряжать револьверъ и нечаянно, по неумнью владть оружіемъ, выстрлить въ себя… Но куда?.. Какъ?.. А если неудача? Если онъ останется живъ… Второе самоубійство, врное — уже не можетъ быть случайностью… и станетъ подозрительно. Итакъ, этбму человку, нуженъ ядъ, но такой, чтобы его и не подозрвали въ умершемъ… Нуженъ врачъ, который бы былъ домашнимъ врачомъ, и не допустилъ бы вскрытія тла… своимъ энергическимъ протестомъ. Наконецъ, нуженъ въ этомъ врач человкъ честный, который никогда никому… Слышите ли вы… Понимаете ли вы… Никогда! Никогда! Ни черезъ пятьдесятъ лтъ… Никому! Ни даже первому другу, ни жен своей… Онъ не скажетъ того, что знаетъ. Наконецъ, нуженъ во врач этомъ другъ врный и честный, который, получивъ письмо, продержитъ долго въ карман и передаетъ по адресу. Ну-съ, вотъ… Могу ли я васъ, Адріанъ Николаевичъ, рекомендовать этому несчастному человку?..

Герцлихъ смолкъ и тревожно глядлъ въ лицо доктора. Рудокоповъ сидлъ понурившись и, наконецъ, вздохнулъ тяжело.

— Это ужасно, баронъ!

— Я не говорю, что это легко доброму человку и честному медику… Но вдь я и обращаюсь нарочно къ тому, кому это трудно. Къ тому, которому это все будетъ легко, я обратиться не могу. Потому что такому будетъ тоже легко разболтать или… украсть нсколько милліоновъ. Несмотря на мое обширное знакомство, несмотря на то, что я имю очень врныхъ и преданныхъ мн людей, въ этомъ дл я не ршаюсь на нихъ положиться. Нужна абсолютная тайна. А это людямъ не подъ силу.

Наступило снова молчаніе.

— Неужели иного исхода нтъ… — тихо проговорилъ Рудокоповъ, и тотчасъ прибавилъ: — Простите… Это глупая фраза. Но она у меня вырвалась въ виду… ужаса положенія.

— Да. Да, докторъ. Ужасно! Ужасно!.. Я днемъ и ночью повторялъ эти слова… Выдумывалъ якорь спасенія, выдумывалъ даже соломинку… Есть соломинка, которая спасаетъ утопающихъ. Я видлъ это въ моей жизни… Но я не нашелъ ничего… У меня было дв любви въ жизни. Одна — къ Богу. Другая — къ его творенію, женщин… Были дв вры… въ Праведнаго Бога и въ правду, честь этой женщины. Бога для меня вдругъ не оказалось, потому что существо это оказалось твореніемъ дьявола, исчадіемъ ада. Міръ Божій разрушился вокругъ меня. Исчезъ. Я не знаю — гд онъ. Страшная пустота обступила меня… Страшная тьма налзла отовсюду. Я уже умеръ, но мучаюсь. Я хочу такъ умереть, чтобы не мучиться… Помогите мн. Помогите.

Герцлихъ оперся локтями на письменный столъ и положилъ лицо на руки. Все его плотное туловище вздрагивало… Онъ глухо рыдалъ. Рудокоповъ всталъ и началъ ходить по комнат, ошеломленный и тронутый до глубины души.

— Дайте мн подумать, — тихо выговорилъ онъ, наконецъ. — Дайте мн привыкнуть къ мысли, что я попаду въ палачи. Я далъ слово сдлать больше, чмъ могу… Ну, вотъ, стало быть… я обязался.

Посл нсколькихъ мгновеній молчанія, Герцлихъ, наконецъ, сдержалъ себя, поднялся съ совершенно измнившимся лицомъ и протянулъ руку.

— Благодарю васъ… Надюсь на васъ. Мн не стыдно того, что вы сейчасъ видли… Не стыдно, потому что вы, а не иной кто — свидтель. Это доказываетъ, насколько я васъ уважаю и даже люблю. Надюсь черезъ дня три имть отъ васъ отвтъ… У меня же…

Герцлихъ запнулся. Голосъ его упалъ, и онъ выговорилъ хрипливо:

— У меня все готово.

Рудокоповъ простился и быстро вышелъ подъ самымъ гнетущимъ впечатлніемъ.

«Несчастный. Вотъ судьба хорошихъ людей!.. И котораго я уже вижу!.. Что же это? по новой пословиц: не родись уменъ, не родись богатъ, а родись… жуликъ! И все остальное теб, мошеннику, приложится. Но что же случилось»?

XXII

Набгавшись съ мужемъ по Парижу, ради всякихъ покупокъ, Эми устала, и на третій день, отпустивъ князя по какому-то длу, собралась въ гости къ доктору. Она условилась съ мужемъ быть дома въ шести часамъ и пораньше отобдать, такъ какъ въ этотъ же день они были приглашены виконтомъ Кергаренъ на вечеръ-концертъ въ его замок, за часъ зды отъ Парижа.

— Не опоздай, Бога ради! — молилъ князь. — А то все опоздаетъ. Опоздаемъ съ обдомъ, съ одваньемъ, опоздаемъ и на поздъ. А концертъ, мн говорили, будетъ прелестный. Не серьезный; съ вашими чертями Моцартами… Приглашены и актеры. Одинъ изъ Palais-Rouyal'я… Говорятъ, даже Коклёнъ будетъ со своими новыми куплетами. Ну, просто, Эмочка, — диво. Да и замокъ Кергареновъ, говорятъ, — диво. Пожалуйста, не опоздай!