Экзотики

— Не знаю… Или знаю, да сказать стыдно, — усмхнулся Рудокоповъ. — Вамъ, пожалуй, скажу… Я люблю ее много, очень много… даже выразить не могу, какъ и насколько… Такъ и настолько, какъ можетъ любить человкъ, который въ мои годы не только никогда не любилъ, но отрицалъ любовь, считалъ это блажью, выдумкой или комедіей… Я признавалъ только, что люди хотятъ облагородить нчто существующее, скотское, замаскировавъ или одвъ это нчто въ костюмъ и назвавъ это любовью. Я повторялъ выраженіе умнаго французскаго писателя, сказавшаго: «L'amour est l''echange de deux fantaisies, et le contact de deux 'epidermes». Я предполагалъ, что прежде всего нужно, чтобъ мужчина и женщина были товарищами во всемъ, имли одного сорта мозги подъ черепами. Оказывается, что это вздоръ. Барышня, которой я увлекся въ двадцать-три года, потому что она занималась въ Цюрих, увлекалась медициной, и съ которой мы начали вмст препарировать трупы, могла быть моимъ товарищемъ во всемъ. Мозгъ ея, помню, былъ родственникомъ моему… А чмъ же кончилось?.. Мы и теперь друзья. Но полюбить ее, какъ я полюбилъ безграмотную Клэретту… это… это… и выразить нельзя. — И Рудокоповъ разсмялся.

— Общали бы мн разршеніе всхъ вопросовъ бытія и вчную жизнь за гробомъ, то и тогда я мою цюрихскую докторшу не полюбилъ бы… потому что оно… было… невозможно… противоестественно, смхотворно.

— Этого вамъ общать никто не можетъ. А вотъ вы, Адріанъ Николаевичъ, общайте мн… выхватить изъ моря житейскаго — «щепочку». Не хорошо, если я была въ гостяхъ у любовницы друга! — лукаво улыбаясь, прибавила вдругъ Эми.

— Clairette! Знаешь, что говоритъ mamzelle Скритицына? — воскликнулъ Рудокоповъ. — Она требуетъ, чтобы мы внчались.

Клэретта замотала головой и тихо отозвалась, глядя на Эми:

— Я недостойна этого… Il m'а trouv'ee dans un ruisseau!

Эми не знала этой шаблонной фразы, но поняла смыслъ.

— Неправда, милая, ты не знаешь, что говоришь… Sur le pav'e de Paris. Это правда. Но вдь и червонцы попадаются на мостовой.

Эми ушла со словами:

— Мой второй визитъ я сдлаю госпож Рудокоповой!

Довторъ молча и нжно расцловалъ ея руки.

XX

Въ начал августа мсяца, когда весь high life новаго Вавилона живетъ обыкновенно разсыпавшись — аборигены по своимъ замкамъ, экзотики по водамъ и купаньямъ, — многія семьи этого блестящаго оболочкой общества стягивались въ Парижъ, но съзжались только на время, на три дня, иныя даже на одинъ день. Мотивомъ были дв готовящіяся пышныя свадьба. Всеобщая любимица, Эми Скритицына, которая весной чуть не умерла, и какъ говорили злые языки, отъ любви въ англичанину, убитому на дуэли, выходила замужъ за русскаго богача и князя. Многіе удивлялись, соображали… и злословили.

Другая готовящаяся свадьба еще боле всхъ поразила. Извстный пожилой и неказистый Донъ-Жуанъ и bon vivant, испанскій грандъ и богачъ, клявшійся всегда, что онъ не изъ тхъ людей, что женятся, вдругъ, на шестомъ десятк лтъ, внчается съ юной баронессой Фуртъ-фонъ-Вертгеймъ, которой только недавно минули полныя шестнадцать лтъ.

Об свадьбы, много нашумвшія пышностью, состоялись на одной недл, одна въ русской церкви, другая въ Saint-Sulpice. На обихъ свадьбахъ былъ только свой кружокъ. Вс были, конечно, веселы, съхавшись внчать и провожать дв пары молодыхъ, одну въ Біаррицъ, другую въ Андалузію, гд былъ главный родовой зймокъ герцога. Князь Соколинскій тоже желалъ хать въ свою родовую вотчину, въ Украйну, но приближеніе осенней погоды въ Россіи остановило его, такъ какъ Эми все нездоровилось, покуда она была невстой.

Подъ внцомъ всхъ поразила аналогія между двумя внчающимися парами.

Княэь Соколинскій сіялъ и торжествовалъ, побдоносно озираясь кругомъ. Эми была если не печальна, то сосредоточена, задумчива и горячо молилась, не. глядя и не обращая ни на кого вниманія.

Наоборотъ, герцогъ д'Оканья, казавшійся въ этотъ день не столько старымъ, сколько будто полинялымъ, былъ какъ-то сконфуженъ. Вроятно, отъ того, что невста его была моложе его, лтъ почти на сорокъ. Зато шустрая Кисъ-Кисъ была прелестна. Счастье, написанное на лиц ея, длало ее чуть не красавицей въ своемъ род. Она такъ поглядывала на публику и даже на кюре съ причтомъ, какъ будто «ластилась» къ нимъ.

Кром того, на свадьб были два лица изъ близкихъ внчающимся, которые обратили на себя всеобщее вниманіе. Это былъ дядя Эми — Дубовскій, который казался будто пришибленнымъ и конфузливо озирающимся на всхъ. Говорили, что онъ потерялъ все свое состояніе. Но около него былъ другой человкъ, который въ этой метаморфоз даже перещеголялъ его.

Баронъ Герцлихъ, банкиръ-милліонеръ, былъ неузнаваемъ. Онъ, всегда высоко державшій голову, avec un air martial, благодаря своимъ военнымъ усамъ и добродушно-гордой осанк, теперь будто сгорбился, похудлъ, осунулся и постарлъ сразу на десять лтъ. Баронесса тоже сильно измнилась. Вс невольно замчали что-то особенное въ отношеніяхъ мужа съ женой. Баронъ былъ нсколько странно предупредителенъ, вжливъ и почтителенъ съ баронессой.

XXI