Элегии и малые поэмы

        И не успел я спросить, как отвечает она:

        «Не было вовсе еще возможностей к роскоши в жизни:

280 Все достоянье людей было в стадах иль в земле:

        Мерой богатства тогда был скот или поле для пастбищ;

        Но и тогда для богатств уж нарушался закон.

        Стало в обычае брать для пастбищ народное поле,

        И не платился никто долгое время за то.

285 Не охранялось тогда добро народное вовсе,

        Лишь недогадливый пас скот свой на частной земле.

        В это вмешались тогда Публиции — оба эдилы,

        А до того ни один не находился смельчак.

        Дело к народу пошло, с виновных пеню взыскали

290 И защищавших народ громкой почтили хвалой.

        Часть этой пени досталась и мне: по воле народа

        Новые игры тогда в честь учредили мою.

        Частью же пеня пошла на дорогу в холме каменистом, —

        Стала удобной тропа: это Публициев склон».[465]

295 Я полагал, каждый год Флору празднуют. «Нет, — отвечает

        И добавляет еще к этому новый рассказ:

        Почести милы и нам: алтари мы и празднества любим,

        Ведь небожителей всех честолюбива толпа.

        Часто богов раздражить оскорбитель какой-нибудь может,

300 Но искупительной он жертвою гнев их уймет.

        Часто Юпитера я наблюдала, когда был готов он

        Молнию ринуть, по тут ладан смягчал его дух.

        Если же кто невнимателен к нам, мы караем за это

        Тяжко, и гнев божества больше бывает вины.

305 Вспомни, как дальний огонь Мелеагра спалил Фестиада

        Лишь потому, что забыл Фебе он жертву возжечь:

        Или как флот Танталида держала та же богиня[466] —

        Дева, что мстила за свой презренный дважды алтарь.

        Горестный Ипполит, почтить не хотел ты Диону,

310 И растерзали тебя в бешенстве кони твои.

        Не перечислить потерь, навлеченных небрежным забвеньем!

        Так вот и мной пренебрег некогда римский сенат.

        Что было делать и как мне свое показать возмущенье?

        Неуваженье ко мне чем я могла отомстить?

315 В горе я презрела долг: перестала смотреть за полями,

        До плодовитых садов дела уж не было мне;

        Лилии никли в садах, на глазах засыхали фиалки,

        И увядал на стеблях ссохшийся красный шафран.

        Часто шептал мне Зефир: «Своего, тебе данного, вена

320 Ты не губи!», — но оно было ничто для меня.

        Были оливы в цвету — и губили их резкие ветры;

        Были посевы в цвету — град выбивал в них зерно;

        Лозы сулили вино — а небо чернело от Австров,

        И неожиданно вдруг ливень сбивал всю листву.

325 Я не хотела того: я в гневе своем не жестока;

        Но не заботилась я противоборствовать злу.

        Тут и решили отцы: коль будет год цветоносным, —

        Каждой весной божество чествовать будут мое.

        Был по душе мне обет. И вот Постумий и Лена,

330 С консулом консул вдвоем игры назначили мне».[467]

        Я собирался спросить, почему же такая игривость

        Царствует в Флорины дни, шутки вольней почему?

        Вспомнил, однако же, вовремя я, как приветлива Флора,

        Вспомнил, что это она шлет нам дары для услад:

335 Все за столами себе венками виски оплетают,

        Всюду на светлых столах видны покровы из роз;

        И собутыльники тут, заплетя себе волосы лыком,

        Пляшут и без толку все чистое тянут вино;

        А у порога своей неприступной красавицы пьяный

340 Песню поет в венке на умащенных кудрях.

        Ни о каких тут делах увенчанным нечего думать,

        Здесь, средь цветочных гирлянд, чистую воду не пьют:

        Будь ты хоть сам Ахелой, — пока не смешался ты с хмелем,

        Прелести нет никакой в том, чтобы розы срывать.

345 Вакх обожает цветы, и то, что венки ему милы,

        Можно узнать по венцу из Ариадниных звезд.

        Вольность в театре нужна для Флоры: не надо к богиням

        Важным ее причислять, в тяжкий обутым котурн.

        А почему на играх ее толпятся блудницы,

350 Нет никакого труда это тебе объяснить:

        Вовсе она не ханжа, надутых речей избегает,

        Хочет она, чтоб ее праздник открыт был для всех,

        И призывает она жить всласть в цветущие годы,

        А о шипах позабыть при опадении роз.

355 А почему, например, Цереру в белых одеждах

        Празднуют, Флору же чтут, пестрые платья надев?

        Не потому ль, что белеть начинают колосья при жатве,

        Цвет же и вид у цветов разнообразен всегда?

        Тут мне кивнула она, и с волос ее хлынули розы, —

360 Так на столах для пиров мы рассыпаем цветы.

        Мне оставалось спросить о светильниках, мне непонятных, —

        Тотчас сомненья она все разрешила и здесь:

        «Видимо, иль потому эти дни должны озаряться,

        Что алым светом цветы все освещают поля;

365 Иль потому, что огонь и цветы не уныло сияют

        И привлекает глаза блеск и огней и цветов;

        Иль потому, что зовет к наслаждениям вольность ночная:

        Эта из трех причин, право, вернее других!»

        «Кратко спрошу и о том, о чем мне спросить остается,

370 Ежели можно». — «Спроси», — мне отвечала она.

        «Молви, зачем вместо львиц ливийских в сетях твоих бьются

        Робкие лани, зачем заяц пугливый в силках?»

        «Область моя — не леса, — отвечала она, — но сады лишь

        Или поля, где совсем нет кровожадных зверей».

375 Смолкла на этом она и в прозрачном воздухе скрылась,

        Но о богине вещал тонкий ее аромат.

        Пусть же навеки цветут Назона стихи благовонно:

        Ты ороси его грудь даром, богиня, своим!

3 мая

        Ночи четвертой в канун покажутся звезды Хирона,

380 Телом буланым своим он полумуж, полуконь.

        Есть гора Пелион, что глядит из Гемонии к югу:

        Сосны растут наверху, ниже растет на ней дуб.

        Там обитал Филирид. Старинная есть там пещера,