Элегии и малые поэмы

        Пред милосердным судьей (милосердье его мне знакомо)

        Ты красноречьем своим просьбы мои поддержи.

        Снятья вины не проси — проси безопаснее места,

        Где бы я жил, не страшась ловких, коварных врагов,

105 Чтобы нечесаный гет мечом кровавым не отнял

        Жизнь, которую мне видимый бог сохранил,

        Чтобы, когда я умру, сошел я с миром в могилу,

        Чтоб не давил меня гнет варварской Скифской земли,

        Чтобы кости мои — изгнанника жалкие кости —

110 Конь фракийский не мог тяжким копытом топтать.

        Чтобы — если смерть всех чувств не уносит бесследно —

        Тень не пугала мою гета коварного тень.

        Максим, такие слова могут доброго Цезаря тронуть,

        Если сейчас они трогают сердце тебе.

115 Августа слух преклонить да заставит голос твой, Максим,

        Ведь подсудимых не раз помощь спасала твоя,

        Тронет искусная речь, исполненная сладкозвучья,

        Сердце и ясный ум мужа, кто равен богам.

        Ведь не Атрея тебе просить, не Теромедонта[597]

120 И не того, кто людей в корм лошадям отдавал.

        Наш повелитель скуп на кары и щедр на награды.

        Горько ему, если вдруг нужно суровость явить.

        Он побеждал для того, чтоб потом пощадить побежденных.

        Двери закрыл навсегда междоусобной войне.

125 Страхом расплаты он карает, а не расплатой,

        Редко виновных разит молний палящим огнем.

        Так попроси же его, посредником став между нами,

        Чтоб разрешили мне жить ближе к родимой земле.

        Я ли тебя не чтил, я ли не был гостем желанным,

130 И за одним столом я ли с тобой не сидел,

        Я ль не привел Гименея к сердцам пламенеющим вашим,

        Я ли песнь не слагал, славя ваш брачный союз?

        Ты ли книги мои не хвалил, меня поощряя

        (Я не имею в виду книг, погубивших меня)?

135 Мне ли ты сам не читал своих искусных писаний,

        Мне ли ваш род не дал в дом дорогую жену?

        Марция ценит ее и с самого раннего детства,

        Знаю, ввела ее в круг близких наперсниц своих,

        Как ее прежде к себе приблизила Цезаря тетка:

140 Коль они ценят ее, значит, достойна она.

        Клавдии, если б ее хвалили они, не пришлось бы

        Знаменья ждать от богов, чтобы молву заглушить.[598]

        И о себе я скажу, что прожил жизнь безупречно,

        Только последних лет лучше бы не вспоминать.

145 Что говорить обо мне? Не скрывай, отпираться не вздумай —

        Стала моя жена тяжкой обузой тебе.

        К вам припадает она и ваш алтарь обнимает —

        По сердцу ведь божество каждый находит себе, —

        Молит, чтоб речью своей ты доброго Цезаря тронул:

150 Прах ее мужа тогда к ней бы поближе лежал.

V. Котте Максиму

        Если память жива о том, что мы были друзьями,

        Максима просит Назон это письмо прочитать.

        В этих строках не ищи примет моего дарованья,

        Делая вид, будто ты бедствий не знаешь моих.

5     Праздность лишает сил, истощает ленивое тело,

        В толще стоячей воды быстро заводится гниль.

        Навык стихи сочинять мне был присущ, не скрываю,

        Но от бездействия он дряхлым и немощным стал.

        Верь мне, Максим, пишу то, что видишь сейчас пред собою,

10   Руку заставив писать только усильем ума.

        Но для чего мне терять мои оскудевшие силы, —

        Муза — зови не зови — к гетам тупым не идет.

        Сам ты видишь, стихи лишь с большим трудом мне даются, —

        Гладкости столько же в них, сколько в судьбе у меня.

15   Стоит мне их перечесть — самому становится стыдно,

        Требует собственный суд многие строчки стереть.

        Но исправлять не могу: этот труд тяжелей, чем писанье,

        Силы мои уж не те, чтобы его одолеть.

        Впору ли будет теперь мне браться за жесткий напильник

20   Или на суд вызывать каждое слово в строке?

        Разве изменишь судьбу? Ведь с Гебром Ликс не сольется,[599]

        Вечно будут льнуть кроны Афона к горам.

        Душу нужно щадить, если в ней открытая рана;

        Не запрягают вола, если он шею натер.

25   Думаешь, верю, что мне есть ради чего постараться,

        Верю, что этот посев жатву сторицей отдаст?

        Нет, ни один мой труд до сих пор не служил мне на пользу.

        Не был бы он мне во вред — вот чего надо желать!

        Так для чего я пишу? Ни мне, ни тебе непонятно,

30   Вместе с тобою ищу смысла в посланье моем.

        «Что ни поэт — то безумец», — твердит народ не напрасно.

        Разве я сам не служу лучшим примером тому?

        Всходам моим на корню столько раз погибать приходилось

        Я, не жалея сил, сею в бесплодный песок.

35   Видно, охота сильна предаваться привычным занятьям,

        Тем, в чем искусна рука, время свое заполнять.

        Даст гладиатор зарок никогда не вступать в поединок —

        Но устремляется в бой, старые раны забыв.

        Спасшийся чудом гребец клянется, что с морем расстался. —

40   Глядь, его лодка плывет там, где он прежде тонул.

        Так постоянен и я в пристрастии к делу пустому

        И, не желая того, прежним богиням служу.

        Что мне делать? Нельзя предаваться медлительной лени:

        Праздность нашим умам тленом и смертью грозит.

45   Мне не по вкусу всю ночь проводить в безудержном пьянстве

        И не возьму ни за что в руки игральную кость.

        Если я сну отдам, сколько нужно для отдыха телу,

        Чем я заполнить смогу долгое время без сна?

        Предков обычай забыть, стрелять из сарматского лука

50   И научиться тому, в чем здесь искусен любой?

        Но недостаток сил не дает мне и этим развлечься:

        Дух мой бодрей и сильней, чем ослабевшая плоть.

        Сам рассуди, чем себя мне занять? Ведь дело полезней

        Дел бесполезных моих вряд ли ты мне назовешь.