Электра

Я тоже не в силах глаз от него оторвать, но все же бросаю беглый взгляд на его спутника. Успеваю заметить, как тот красив, как уверенно и смело держится. И щеки тут же согреваются румянцем стыда – я смущена, ведь упиваясь собственным бесчестьем, позволила себе превратиться в растрепанную замарашку.

– Я Электра.

Распрямляю плечи, с вызовом вздергиваю подбородок.

– Тогда прими это свидетельство: ты моя сестра, и я вернулся, как обещал!

Сияющий, взволнованный, он вытягивает руку вперед.

И в раскрытой его ладони я вижу бронзовый нож, а на кончике клинка – золотого оскаленного льва. К которому подступают, вооружившись щитами и копьями, так хорошо мне памятные охотники.

– Орест! – шепчу я.

Он кивает, глаза его горят.

– Мы вернулись в Микены вместе с Пиладом.

Он указывает на второго, и тот почтительно склоняет передо мной голову.

От радости меня лихорадит. Я ведь только об этом и мечтала, только этим жила с тех пор, как не стало отца, – и наконец мечта моя сбывается.

– Присядь-ка, а то упадешь, – говорит он и, взяв меня за локоть, подводит к низкой каменной ограде у края тропы. Мысленно поблагодарив его, сажусь. – Нужно принести жертвы на могиле отца, поэтому сначала мы сюда пришли.

– Я прихожу сюда каждое утро, – отвечаю растерянно.

Жду их, а теплый свет дня тем временем разливается по земле, одинокой соловке подпевают уже другие птицы. Бредовый смешок, пузырясь, вырывается из гортани, и я зажимаю рот рукой. Обращаю лицо к расходящимся все шире солнечным лучам, силясь придать ему глубокомысленную серьезность.

– Электра! Тебе нехорошо?

Плотно смыкаю губы, не осмеливаясь заговаривать вовсе.

– Наверное, не может прийти в себя, – тихо говорит Пилад. – Никак такого не ожидала.

Орест, потоптавшись, садится рядом со мной. Видно, заботливость борется в нем с неуверенностью, уж очень давно мы не виделись.

– Отчего теперь? – выдавливаю я наконец. – Я уже оставила надежду, думала уже… Почему ты явился?

– Потому что готов, – говорит он. Бросает взгляд на друга. – Куда бы нам пойти? Знаешь безопасное место, где можно поговорить?

– Можем пойти ко мне домой. Только…

Он глядит на меня вопросительно.

– Что?

Расправляю плечи, приказывая телу не выдавать смущения.

– Только ты к таким домам не привык. Это не дворец.

– Но это дом моей сестры, – говорит он ласково. – А значит, я предпочту его любому другому.

И все же хочется сжаться в комок, когда ввожу их в наше маленькое, убогое жилище. И на дом-то не похожее. Темное, мрачное, ничем и никому оно не мило. Я думала, что давно уже далека от этих суетных суждений, но теперь смотрю на свой дом и вижу его глазами гостей. Когда появляется Георгос, съежиться хочется еще сильней.

– Электра!

– Мой брат, – объявляю я, – Орест – вернулся наконец.

Оторопелая радость расплывается по лицу Георгоса, чистосердечная улыбка. Давно уже я его таким не видела.

Орест, робко почти, выступает вперед. Не пытается ли он скрыть отвращение к нашему дому, думаю я. Но Орест, кажется, тоже от всего сердца рад встрече с искренне довольным Георгосом.

– Не забыл меня? – спрашивает он.

Георгос, смеясь, широко раскрывает объятия.

– Нет, конечно!

И оба, сияя, хлопают друг друга по спине.

Я же, обхватив себя руками, говорю:

– Выйдем на воздух.

Не желаю показать им, как взволнована сама.

– Да-да, – говорит Георгос. – Сядем снаружи, здесь уж очень темно. Принесу вам еду и питье, устали вы, наверное, с дороги.

Он выводит нас за дверь, обратно на солнце, а сам исчезает. Мне положено, конечно, привечать гостей, их потчевать, но я и тут промахиваюсь, и тут забываю учтивость.

– Сожалею, что приходится принимать вас вот так, – говорю я, отыскав вместе с ними клочок тени под раскидистыми ветвями большого дерева.

Орест качает головой.

– Сожалею, что с тобой такое сталось.

Кровь приливает к моим щекам, и он спохватывается, понимая, как прозвучали его слова.

– Сожалею, что тебя заставили уйти из дому, хотел я сказать. Но тут, с Георгосом, ты, уверен, гораздо счастливее, чем там, с ними. Однако так не должно быть. Не должны они жить во дворце нашего отца, изгнав оттуда нас обоих.

Проглатываю ком в горле. Я скорее беглянка, чем изгнанница. Она не вынуждала меня уходить. И все-таки лишила возможности остаться – нас обоих с Орестом. Он окидывает взглядом все вокруг, впитывает, а я за ним наблюдаю. Робея почти, ведь брат стал мужчиной и столько всего уже самостоятельно испытал. В первые десять лет жизни я творила его мир. А теперь он незнакомец.

Выходит Георгос и подает горький черный хлеб, при виде которого я морщусь. Орест, однако, принимает его с неподдельной благодарностью. Я же смущенно отмахиваюсь. Все не так. Мой муж подает нам еду, а я сижу с гостями и с ужасом понимаю, как криво сама себя остригла. Ах если бы успеть подготовиться! Если бы знать, в какой день он явится. И не утратить веру, что явится вообще.

Георгос, общающийся с Орестом гораздо непринужденней моего, выясняет то самое, чего я не смогла.

– Почему же ты теперь явился? Что побудило тебя отправиться в путь?

Орест сдвигает брови.