Электрический бал

– Любовь долготерпит, – заговорила женщина хмельным голосом отца Серафима, – милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит.

Он прикрыл глаза и вытянул губы трубочкой, готовый навсегда припасть к её смуглой обвисшей груди.

Глава IX Machiniste

Пролётка на дутых шинах подъехала к кованым воротам с гербами, увитым плющом и малиной. Победоносцев скрипнул дверцей и на дрожащих ногах спустился со ступеньки. Перебинтованная голова саднила. Он посмотрел на неприветливое подмосковное небо и по привычке взялся было за ус, но пальцы его нашли лишь пустоту. Обер-полицмейстер поморщился и обратил взгляд на подоспевшего секретаря. Лицо Зыбкина было бледнее, чем обычно. И, судя по влажно мерцающим глазам, он с утра успел сделать укол.

«А вот ведь раньше и не замечал, – подумал Победоносцев. – Старею».

Брейстер расхаживал вдоль рядов жандармов и был похож на колобок с ногами. Победоносцев осмотрел своих людей. Все они выглядели как призраки самих себя. Он даже подумал, что с ним приключилось очередное видение, но нет. Просто все были измучены событиями последних дней и долгой ухабистой дорогой.

Из полицейской кареты вытащили худого старика в парадном мундире прошлого века. Глаза его смотрели гордо и с вызовом. Он и в наручниках не потерял достоинства, хоть ночные допросы и пригибали его теперь к земле. Бакенбарды его торчали в разные стороны острыми иглами, будто представляя из себя последний редут отчаянной обороны. «Позволь себе конвой чего лишнего, – подумал Победоносцев, – пожалуй, что и искромсает их этим своим орудием».

Победоносцев подошёл к нему вплотную и заглянул в его упрямые и умные глаза.

– Ну что, так и будешь молчать? Или расскажешь всё как было?

Дворецкий посмотрел Победоносцеву в глаза, всем видом показывая, что ему нечего бояться и нечего терять.

– Ну молчи-молчи… Сами всё узнаем.

Обер-полицмейстер развернулся по-военному на пятке и зашагал к калитке ворот. Остальные молча двинулись за ним.

Вдоль фасада особняка скучилась и замерла покинутая барыней дворня. Люди с ужасом смотрели, как на них надвигается отряд полиции. Бабы теребили платки, мужики смотрели тупо, не моргая, красными похмельными глазами. Детки плакали, прижавшись к мамкиным бёдрам.

Все уже понимали – с барыней случилось что-то нехорошее.

Победоносцев кивнул им неловко, с неудовольствием осмотрел разбитое при попытке задержания князя окно и вошёл в дверной проём.

В прихожей было темно.

– Где? – спросил он плетущегося справа Зыбкина.

– Вот сюда, прошу. – Студент повёл Победоносцева вверх по лестнице, которая сразу почти упиралась в массивную дверь с простреленной личиной.

Зыбкин зажёг керосиновую лампу, толкнул дверь, и они вошли внутрь. Победоносцев увидел обычный старомодный кабинет. В центре стоял секретер с зелёной мраморной лампой, пресс-папье с ручкой в виде льва, чернильницей и кипой лежащих в беспорядке бумаг. По периметру были разбросаны несколько кресел. Всю правую стену занимали полки, заваленные старыми книгами.

Обер-полицмейстер подошёл к столу и взял несколько листков, но не нашёл в записях ничего примечательного. Он обмерил комнату шагами, заглянул в каждый угол, но так и не смог догадаться.

Зыбкину плохо удавалось скрывать ликование на своей бледной физиономии.

– Ну, Пётр, не томи!

Остальные, которые не решались войти, но заполнили своими лицами раму двери, тоже смотрели на юношу с интересом.

– Когда я первый раз вошёл сюда, – начал он, шагая по комнате со сложенными за спиной руками, чем очень напомнил Победоносцеву его самого. – Я подумал, что полицейские, проводившие задержание, попросту ошиблись. Или соврали. Куда, позвольте вас спросить, мог деться отсюда такой немаленький человек, как князь Бобоедов?

Дверная рама одновременно моргнула десятком широко раскрытых глаз.

– Именно! Совершенно невозможно, чтобы он отсюда куда-нибудь просочился. А ведь то, что его видели здесь, – непреложный факт. Нестор Игнатьич даже имел честь целиться в него из револьвера, но тот успел скрыться за дверью, и целиться оказалось не в кого.

Все слушали молодого следователя очень внимательно. Даже сам Победоносцев не осмеливался сейчас его поправлять или перебивать.

– Так куда же он подевался? Как мы знаем, люди не могут растворяться в воздухе и материализоваться потом на балу в горящем доме за тридевять земель. Значит, он воспользовался каким-то секретным лазом или ходом.

Обер-полицмейстер с сомнением оглядел небольшой кабинет.

– Сначала я подумал по глупости, что какая-нибудь створка книжного шкафа могла послужить потайной дверью. Но куда? С другой стороны находится спальня. Справедливо также предположить, что князь не мог подпрыгнуть и улететь в потолок.

– Значит, вниз… – произнёс Виктор Георгиевич. Он вспомнил дымящуюся кроваво-чёрную фигуру князя, и сердце его сжалось.