Трудно сказать, помогло это решение или нет, но через несколько дней Орленов с удовольствием услышал, как главный врач заметил сестре:
— Обратите внимание на Орленова. У него своя психотерапия. То, что при других условиях и другом настроении могло бы привести человека к полной инвалидности, у него снимается какими-то своими заботами. Так на фронте выздоравливали прежде всего те солдаты и офицеры, которые торопились догнать свою часть. Не мешайте ему работать. Книги давайте, бумагу. И через несколько дней он встанет…
Однако прошла целая неделя, пока Орленов встал. Возможно, он пролежал бы и дольше, если бы не два посещения подряд, сыгравшие роль «терапевтических» процедур.
Первым посетителем оказался Григорий Алексеевич Марков. Нет, это был совсем другой человек, весь как на пружинах, взбудораженный, ловкий, быстрый. Он и виду не подал, что удивлен бедственным состоянием Орленова, не высказал ни слова сочувствия, он поздоровался и с места в карьер заявил:
— Везет вам, Андрей Игнатьевич, на союзников. Что ни человек — золото! Временами мне даже кажется, что честная мысль сама по себе привлекает людей! И, заметьте, люди придут честные! А уж если мысль темненькая, так и у колыбели ее одни черти соберутся. Вот как вокруг Улыбышева: Райчилин, Возницын, Орич…
— Кого же вы называете моими союзниками, Григорий Алексеевич? — спросил Орленов, с удовольствием приглядываясь к тому новому, что он наблюдал в Маркове.
— Марина Николаевна! А этот чудак Пустошка! А я! — ничуть не смущаясь, заявил Марков.
Орленов не удержал улыбки.
— А что вы думаете? — внезапно обиделся Марков. — Разве легко было Пустошке, которого и на испытания не пригласили, ежедневно бомбардировать рабочую комиссию запросами? Председатель-то комиссии был Райчилин! Он после каждого запроса требовал, чтобы директор завода уволил вопрошателя! А Марине Николаевне, думаете, легко было, когда вы оказались в нетях, думать не только за вас — ну, не буду, не буду! — зачастил он, взглянув на гневное лицо Орленова, — а и о ваших бумагах беспокоиться! Этот ваш вопросник она чуть не каждому члену комиссии предъявила. Да и мне было не легко! — вдруг признался он. — Шурочка требует, чтобы я возвращался, Улыбышев приказывает возвращаться, Подшивалов настаивает, чтобы возвращался, а мне удалось включиться в бригаду испытателей. Поверите ли, чуть ли не самолично сеть портил по ночам, чтобы днем побыть возле тракторов. Вот это вам! Можете хоть ругать, хоть бить, но лучше оформить не мог и подписей под актами не собрал. Попробовал было, так меня чуть под трактор не затолкали!
Он засмеялся и выложил прямо на кровать свои записи. Орленов с удовольствием рассматривал их. Тут были ответы на все его вопросы, которые он когда-то собирался поставить перед Улыбышевым: маневренность машины, скорость, поворот, количество потребляемой энергии, простои… Теперь он, даже не видев испытаний, знал о них, несомненно, больше, чем те, кто подписывал акты Улыбышева. Конечно, строго говоря, привезенные Марковым бумаги нельзя было назвать документами, но они давали аргументацию для того, чтобы добиться проверки данных, полученных во время испытаний.
— Как вы успели? — только и спросил он.
— Где — невидимкой, где под псевдонимом,— засмеялся Марков. — Напрасно наш общий шеф думал, что там все готовы были к славословию. Вот эти вычисления скорости сделал Горностаев.
Орленов вспомнил, как что-то новое появилось в голосе секретаря партбюро, когда он говорил о директоре, и усмехнулся.
— А как улыбышевские акты? Подписал их Горностаев?
— Кое-какие подписал. Но еще до того, как я ему ваш вопросник подсунул. А потом заупрямился. Впрочем, желающих подписать там было и без него достаточно. А вот эти две бумажки я сам оформил! — с гордостью показал Марков на сведения о простоях. — Имейте в виду, все простои Борис Михайлович отнес в графу: отсутствие энергии. А вот кое-что сами трактористы написали.
Орленов перебирал бумаги с чувством гордости и облегчения. Нет, не много выиграл Улыбышев даже и в то время, когда Орленов лежал между жизнью и смертью. Все мошенники делают одну и ту же ошибку: они думают, что за ними погонится только обманутый, а на самом деле у нас их ловит весь народ. Не любят воров у нас, что бы они ни крали: славу ли, деньги ли или не принадлежащие им почести.
Марков, успокоившись, тихо сидел на стуле. Он, казалось, отдыхал после своего своеобразного доклада. А тот, к кому он приехал, видел, как он изменился! И, конечно, он думает о том, как жить дальше, и ни Улыбышеву, ни Подшивалову уже не вернуть его к былому смирению. И это тоже выигрыш Орленова и поражение Улыбышева. Человек, начавший борьбу против подлости, становился смелее, чище. Тут Марков прав.
Меж тем Марков выпрямился на стуле.
— Пойти, что ли, дать еще бой моему старику? — сказал он, усмехаясь. — Чтобы заряд не пропал? А? Как вы думаете?
— Дайте, дайте! — засмеялся Орленов.