Электрическое королевство

Тоска Эхо была запредельна. Баклан некогда был предметом гордости для него и его близких (как Колокол – для Нико и ее родителей). Его печали Нико не завидовала, но завидовала живости, проскользнувшей сегодня в его взгляде и голосе.

Ведь происходила эта живость из определенности.

Вопросов у Эхо не оставалось. Родители погибли, и это ужасно, но ничего не поделаешь. К тому же они забрали с собой гордость и веру в Баклан, в сказку, и это – тоже ужасно, но и с этим ничего не поделаешь. Если Нико на пути и ждала развилки, то в конце одной из дорог стоял Эхо, то есть она, ставшая подобной ему. Заканчивать как он Нико не хотела, однако его ясности отчасти завидовала.

Как бы там ни было, прямо сейчас она уйти не могла. Слишком много вопросов хотелось задать, и слишком много кругом собралось ушей. Утром она как-нибудь потолкует с Эхо с глазу на глаз.

– Привет, – послышался знакомый голос. Нико подняла голову и увидела Леннона, пришедшего со скаткой и рюкзаком. – Ага, привет. Я пришел защитить женщин и детей, видя, какие они беспомощные и хрупкие, и всякое такое. – Он с улыбкой потупился и снова поднял взгляд. – Это была шутка.

– Очень смешно. – Нико, впрочем, не сдержала улыбки. – Ну что ж, милости просим.

Когда огонь наконец разгорелся как надо, они устроились в спальниках и стали по очереди рассказывать истории. Гарри тем временем протрусил к Киту и, перевернувшись на спину, дал мальчику почесать себе живот. Забыв обо всем на свете, пес как никогда довольно вилял хвостом.

Собаки – они такие.

Леннон рассказал историю о планете, на которой никогда не бывало ночи, потому что над ней сияли шесть солнц, пока однажды их все не заслоняет луной, и, когда опускается ночь, цивилизация, сведенная тьмой с ума, сжигает саму себя дотла.

Кит рассказал историю о мирном пришельце, обладающем целительскими способностями, который, застряв на Земле, заводит дружбу с одиноким мальчиком.

История про Странницу среди вод за последние дни претерпела значительные перемены – превратилась из любимой сказки детства в мысленный план миссии, а потом и вовсе в загадку, – поэтому вместо нее Нико рассказала несколько историй из устной подборки, которую папа называл «Историями из далеких холодных краев». А пока они говорили, Святой Иоанн – видимо, не в силах усидеть в хижине, когда тут столько новых людей, – присоединилась к их кругу с важным видом и, задрав хвост, обошла костер. Гарри не сдвинулся с места, но навострил уши и глухо зарычал. Нико с кошками была не знакома, но вполне себе понимала, что Святой Иоанн прекрасно сознает, как действует на ее бедного пса.

В доме на холме было тихо. В щели между досками на заколоченном окне пробивался трепещущий свет газовой лампы, а в холодное небо из трубы поднимался дымок.

– Эй, Кит, – позвала Нико.

– Да?

– Знаешь, чем можно поделиться всего один раз?

Кит приподнялся на локтях.

– Не знаю.

– Секретом.

И лишь когда на лице мальчика появилась она, чистая детская улыбка, Нико поняла, что именно этого и добивалась.

Тогда она рассказала еще шутку:

– За что обычно школьников выгоняют из класса?

– За что?

– За дверь.

Улыбка перешла в звонкий смех, и, когда Леннон спросил: «Какими нотами можно измерить расстояние?», – он ответил:

– Ну и какими?

– Ми-ля-ми, – сказал Леннон.

Ответом был совершенный, животворящий смех.

Так они втроем и продолжали, пока Кит наконец не уснул на середине фразы. А Нико поняла, что вторую ночь подряд засыпает у костра рядом с Ленноном.

Она достала ручку и нарисовала на руке пятую метку.

– Мне правда очень жаль, – сказал Леннон. – Я о том, что случилось раньше. Я вовсе не имел в виду, что ты не можешь о себе позаботиться.

Нико открыла было рот, намереваясь возразить, мол, ничего страшного, она-то знает, что умеет о себе позаботиться, а когда ты в чем-то уверен, никто тебя в этом не разубедит, однако вместо этого спросила:

– Кто такая Дакота?

Леннон взглянул на Кита: его спальник мерно поднимался и опадал.

– Это была его мама. Только я ее не знал. Она умерла еще до того, как наши группы объединились.

– А Лэйки?

В его взгляде промелькнула тень. Помедлив немного, Леннон ответил:

– Сестра Монти.

– Ее ты знал?

– Да, но… недолго. Всего день.

– Унесли двоих. У меня на глазах.

– Что?

– В день, когда мы встретились, – объяснила Нико, – на заправке, ты сказал, что вас было шестеро, но мухи унесли двоих.

Леннон негромко поведал историю того, что приключилось на бейсбольном поле, и Нико вспомнила, как описывал Кит рой: словно это был огромный осьминог, – и внезапно ощутила, как давит на нее лес. Деревья, что росли веками, река, что сделала первый вдох, когда еще формировались небо и горы. И, проникнувшись этим доисторическим вдохом, Нико выдала самую человечную фразу:

– Соболезную.

В костре стрельнула веточка. Кит пошевелился и, повернувшись на бочок, захрапел.

– Он совсем еще ребенок, – сказал Леннон. – Жаль, что ему довелось видеть такое.

– Все мы еще дети.