Электрическое королевство

– Мой папа вел журнал. – Он говорил, глядя в потолок. – Не дневник, не личные записи. Просто журнал. Всякую фигню записывал: как жилось в хижине у реки, каково следить за Бакланом… Когда он снес себе башку, я все перечитал. Последнюю запись он сделал за несколько недель до этого, как раз когда начал сдавать. И знаете, что в ней было? – Эхо подождал, но никто не осмелился высказать догадки. – «Начиналось как сказка, зато теперь все – быль».

Где-то Кит уже встречал эту фразу, только Эхо слегка исказил ее.

– Баклан давал нам цель, – сказал Эхо. – Мне вроде как этого не хватает. Но когда понимаешь правду, тоска проходит.

– И в чем правда? – спросил Кит.

– Начнем с того, что мы все одиноки.

Медленно, тихонько ребята выдохнули и снова принялись готовиться ко сну.

Нико встала и продела руки в лямки рюкзака.

– Мы с Гарри спим у реки.

– Правда? – спросил Леннон.

– Тебя не устраивает?

– Да нет, просто… тут полно места. И теплее. Безопаснее.

Ее взгляд метнулся в сторону Эхо.

– Возможно, – ответила она. – Все равно Гарри по ночам просыпается и гуляет, тут он станет по вам ходить. А если налетит рой, добежать мы успеем.

Кит в это время возился со своим рюкзаком, отвязывая от него скатку, и тут его взгляд упал на детский рисунок «Папочки», «Меня» и «Слонека», и в голове у него возник образ: мужчина в крупных очках склонился над матрасом и рассказывает на ночь историю сыновьям, а младший прижимает к себе «Слонека». И только он успел подумать, как ему это место отвратительно и что спать он тут не желает, как…

– Идем с нами, если хочешь, – предложила Нико.

«Хоть бы ты обращалась ко мне, хоть бы ты ко мне обращалась…»

Он поднял взгляд.

Нико смотрела прямо на него.

– Но я пойму, если тебе больше хочется спать у печ…

– Нет. – Кит заново свернул скатку, сунул ее под мышку и встал. – Я с тобой. Спать возле Баклана. С тобой и Гарри.

откровение, история на ночь

У реки было холодно, но Кита это не заботило. Он рассыпа́л вокруг корицу, в которую больше не верил, но и это его тоже не заботило.

Его пригласили.

Дейл Карнеги и шестнадцать миллионов умов работали по полной программе. Видать, Кит поначалу ошибся, решив, что книга – ф-и-г-н-я.

Рассыпая корицу, Кит посмотрел на Нико. Она пошла за хворостом для костра, но отвлеклась. Кит видел ее очертания в свете луны: в капюшоне и длинной черной куртке, она стояла на рельсах у реки и неотрывно смотрела на Баклан.

Та самая часть Кита, что маниакально, раз за разом писала одну и ту же картину, знала, что последует за Нико везде. Это была не любовь и даже не дружба, хотя другу в лице Нико Кит был рад. Чувство было то же самое, что посетило его в том искусственном городке перед тем, как все захлестнул рой, когда он стоял посреди дороги и без капли сомнения понял: «Я уже бывал тут».

Тревожило – задевало самые глубины его души – то, что, перенесенное на Нико, это чувство ощущалось как судьба. Как будто Нико с Дакотой стояли на противоположных концах одной дороги. Самой дороги Кит не видел, зато четко знал, где стоит его Дакота: в начале, у истока вещей.

Кит продолжал рассыпать бесполезную корицу, стараясь не думать о логическом выводе такого сравнения.

Нико

Слова

– Мета, – произнес Кит. – Хорошее слово. Ты его знаешь?

Стоя на четвереньках, Нико раздула огонек в растопке.

– Освежи мою память.

– «Мета» означает нечто обращенное к себе, но это вроде как шутка для своих. Тут есть ирония, которую я и понимаю, и нет. Это, например, когда думаешь, будто знаешь себя, а выясняется, что нет. Ну, вот как моя Дакота постоянно кладет в «Примаверу» грибы, потому что Лэйки их обожает, а я думаю, что они противные, но стоит попробовать, и оказывается, что они вкусные.

Дакота. Кит уже упоминал это имя не первый раз, но в последний поспешил сменить тему.

Лэйки. Это имя Нико слышала впервые.

Продолжая раздувать пламя, Нико слушала, как Кит перечисляет и объясняет другие свои любимые слова: «античный», «фигулина», «лазурный», «бальзамический», «акушерство»… Нико улыбалась и не спрашивала, кто такие Дакота и Лэйки, потому что помнила, что в их группе было шестеро, но уцелело только четверо, и как важно, чтобы твои любимые были живы, пусть даже живут они теперь только в твоей голове.

Кита выдал язык: он говорил об этих женщинах в настоящем времени, и Нико не собиралась его поправлять.

Кит все рассказывал и рассказывал, а Нико, раздувая костер, задумалась о своем. Возможно, это говорило о многом – то, что она предпочла ночевке в хижине с Эхо ночь под открытым небом, рядом с незнакомцем, когда в любой момент могли налететь мухи. Однако сильнее страха в ней было любопытство: Эхо сказал, что историю ему поведал отец. Значит ли это, что их отцы работали вместе в Манчестере? И что именно делает Баклан? Почему отец не рассказывал о нем ничего и почему Эхо так уверен в том, что сказка – глупость?.. Вопросы один за другим проскакивали в голове точно дельфины.