Электрическое королевство

Остаток пути вверх по течению Мерримака я представляю других странников вроде меня, как они бродят по холмам и разрушенным городам, собирая припасы, действуя на границах, стараясь заново соединить кусочки мира. Может, и они облачены в биокостюмы. Возможно, даже военные испытали свои образцы, и скафандров теперь десятки, если не сотни.

Может, закончив Книги, я займусь этим вопросом. А если разыщу таких же, как я, мы сравним записи, посмеемся над общим опытом и я взгляну на прошедшее сквозь розовые очки. Ах, старые добрые деньки, скажем мы и поднимем тосты под хриплоголосые напевы «Auld Lang Syne»[28]…

Прогоняю мысли.

Жизнь после Красных книг – неуловимая тревожная птица. Ее легко спугнуть.

Прибываю в назначенное место, держась берегов, и там прячусь за деревьями и ежевикой. Вон, на опушке: группа крепко спит у костра. У меня нередко возникает предчувствие, куда я иду, еще прежде чем я туда добираюсь. Я называю это переходными импринтами. Это нечто вроде образов, собранных из чужой жизни. Землисто-зеленый оттенок забрала придает огню странные розовые и пурпурные оттенки, усиливая эффект. В голову просачивается образ, и я его ощущаю как свою, а не чужую историю.

– Мы здесь уже бывали, – тихо говорю я.

Один из группы шевелится, и я прячусь за кустом, жду, пока он затихнет.

И до меня доходит…

Я могла бы рассказать ему.

Вот он, тут. Разбужу его и все ему открою.

Просто не дам ничему случиться.

Если верить Красным книгам, я уже пыталась это проделать. Не один раз и не два, а целых четыре.

В сто пятьдесят второй Жизни я пришла сюда без лопаты и совершенно по другому поводу. Подкралась к нему во сне и рассказала, как все будет. Вызвала в нем панику, если верить Красным книгам. Меня ранили (но не он), и я едва сумела вернуться в дом.

В сто пятьдесят третьей Жизни я повторила попытку, но, когда добралась до места, мне в голову пришла другая мысль. Все прошло лучше, но я пожалела, что не прихватила лопату (о чем и написала в Книгах).

Очевидно, сто пятьдесят четвертая, сто пятьдесят пятая и сто пятьдесят шестая Жизни решили отказаться от плана, который сработал, в пользу того, который провалился. Все три предприняли те же попытки, что и сто пятьдесят вторая, и с треском провалились.

И все равно меня одолевает искушение попытаться снова.

Вдруг на этот раз все будет иначе…

Нет. Добра не жди. Я знаю.

Следуй кодексу.

Устояв перед искушением, я несколько минут спустя, когда все становится тихо, поднимаюсь с лопатой на холм. Но не к хижине, а к дереву. Старое, оно многое повидало, и печальнее всего была смерть человека, что окрасил его багряным.

У основания кровавого дерева я собираю то немногое, что осталось от этого человека, и отношу к могилке его младшего сына. Рядом с ней рою новую.

Земля под снегом смерзлась.

Но я копаю.

Мне не впервой рыть твердый грунт.

Как и написано в Книгах, ко мне выходит сперва кошка, потом пес. Оба обнюхивают меня, и я протягиваю им руки. Убедившись, что я ни им, ни остальным вреда чинить не собираюсь, они дают себя погладить и успокаиваются.

Под взглядами животных я копаю дальше.

Вырыв яму достаточной глубины, помещаю в нее останки мужчины и заново засыпаю землей. Теперь он хотя бы покоится рядом с младшеньким сыном.

Вечный покой хорош только в нужной компании.

Закончив, я кладу лопату на землю и возвращаюсь к дереву, под которым подбираю две веточки. Достав из кармана катушку ниток, связываю из веточек крест, а потом втыкаю его у изголовья могилы.

– Покойся с миром, – говорю я.

Перевожу дух.

Подняв взгляд, вижу второго сына – ровно там, где и ожидала его застать. Он следит за каждым моим движением, и в его грустно блестящих, как звезды, глазах отражается лунный свет.

Эхо оборванец. Он продукт случайного выживания.

Подношу палец к губам. Тс-с.

Он кивает. Ладно.

Лишь в самых-самых редких случаях Красные книги велели спасти чью-то жизнь (несколько недель подготовки к промыванию желудка, как в случае в Пин-Оук, – самый яркий пример). Эти небольшие лазейки в Законе о периферийных подстройках доказывают, что есть шанс немного отступить от него, использовать в полной мере мои познания и навыки. Опыт напоминает, что за этим последует неизбежный откат, но сейчас это не имеет значения: глубоко внутри меня зажигается пламя; в моей жизни есть свет.

Я жестом велю Эхо следовать за мной.

Он смотрит на две могилки, потом на меня и кивает: ладно.

Кошка уже убежала, скрылась в лесу.

Идем на юг вдоль реки Мерримак, и некоторое время за нами, виляя хвостом, следует пес. Пройдя примерно километр, я останавливаюсь и опускаюсь на колено. Треплю пса по голове.

– Тебе пора возвращаться, – говорю я, и животное подчиняется.

Реальность – это тщательно налаженный механизм: стоит одному колесику повернуться не в ту сторону, и все идет коту под хвост. Однако новые обороты возможны. Я прошла сто пятьдесят одну Жизнь, прежде чем привела Эхо в дом, и до сих пор это работает. Какие-то обороты не задались. Я много раз – в хижине, в тени Баклана, когда спала на стоянке у берега, – пыталась провернуть шестерни как мне надо, и всякий раз это приводило к катастрофе.