Электророман Андрея Платонова. Опыт реконструкции

…мотоцикл – пережиток военной техники, пристроенный к динамо-машине и работающий на самогоне в качестве горючего. Самогон гнали из зерна, которое крестьяне во время опустошительного голода 1921 г. жертвовали на производство электрического света, чтобы читать книги, реквизированные в доме беглого помещика, их прежнего угнетателя. К динамо-машине, работающей на зерновом самогоне, подключили центробежный насос[981]. Насос превращает электрическую энергию в центробежную силу, вытягивая воду на поверхность земли и орошая поля, где растения накапливают солнечную энергию в углеводах, которые под давлением и нагревом дистиллируются, конденсируются и вновь попадают в качестве горючего в бензобак мотоцикла, а тот, сжигая горючее, производит кинетическую энергию, которая в индукционной катушке динамо-машины превращается в электричество.

Этим круговоротом энергетической трансформации можно описать как регулирование социальных энергий после Октябрьской революции, так и регулирование поисков стиля Андрея Платонова.

Долгое время предполагалось, что этот рассказ, всегда заслуженно считавшийся шедевром Платонова, был написан в 1926 году[982]. Когда в 1990 году был обнаружен «Технический роман», Виталий Шенталинский допустил, что по ходу развития героя от автобиографического рассказчика (1926) до раздвоения в протагонистов Душина и Щеглова (1931) возникло шизоидное расщепление автобиографической повествовательной инстанции, которое указывает на исчерпанность раннего утопического идеала[983]. Как показывает текстологическая и хронологическая работа Натальи Корниенко, герой Электроромана развивался в обратном направлении, от шизоидного расщепления персонажей в «Хлебе и чтении» к воскрешению автобиографического рассказчика, с которого начиналась платоновская проза в 1918 году («Очередной»).

«Родиной электричества» был исполнен и закреплен тот автобиографический пакт, который в Электроромане растворяется в шизоидной полифонии персонажей, автора и рассказчика[984].

Развитие автобиографического героя Электроромана от рассказчика, возникающего в прологе «Очередного», до рассказчика из эпилога «Родины электричества» проходит через ряд этапов нарративного расщепления героя электрификации. За этим авторским образом всякий раз можно рассмотреть конкретное автобиографическое лицо. Развитие героя сопровождается развитием фигуративной повествовательной инстанции, которая от перформативно-конкретного проявления в голосе Пережитка переходит к прозрачному аукториальному повествованию.

В этом контексте вспоминается меткая характеристика, данная Сергеем Залыгиным героям Платонова.

Вот так же практическое использование электричества – еще до того, как была выяснена его природа, до того, как были определены и названы разными именами источники электроэнергии, – никому не помешало, зато способствовало, во-первых, дальнейшему развитию техники, а во-вторых, более точному развитию наших представлений о природе электричества. Платонов все время делает примерно то же, что делали инженеры с электричеством еще в то время, когда не знали точно, что же это такое. Не знали, но пользовались великолепно. При этом неопознанность, как и вообще вся сложность мира и человека, целиком принадлежит у него герою реалистическому и только сказочный герой опознан у него до конца[985].