К тому времени Дэвид уже практически поставил крест на своей карьере рок-звезды,
но у него порой ужасно екало сердце, когда он видел Мика Джаггера на MTV. Проект Tribute to Charles Manson все равно провалился, и хоть он и уверял, что ему двадцать восемь, на самом деле ему было на пять лет больше, и он уже правда чувствовал, что слишком стар для этого. Иногда, во власти фантазий о доминировании и всемогуществе, он мнил себя Наполеоном. Он восхищался этим человеком, который предал Европу огню и мечу, послал на смерть сотни тысяч людей, даже не прикрываясь для вида какой-либо идеологией, верой или убеждениями в качестве оправдания. В отличие от Гитлера, в отличие от Сталина Наполеон верил только в себя и напрочь отгородился от всего остального мира, считая других лишь инструментом для исполнения своей властной воли. Вспомнив о своем далеком генуэзском происхождении, Дэвид воображал себя родственником диктатора, который, прогуливаясь на рассвете по полю битвы среди тысяч изуродованных и растерзанных тел, мог небрежно заметить: “Ба!.. одна ночь в Париже все это восполнит”.Шли месяцы, Дэвид и вместе с ним еще несколько сектантов все глубже погрязали в мерзостях и зверствах. Иногда они снимали сцену расправы на видео, предусмотрительно надев маски; один из их, видеопродюсер, занимался изготовлением копий. Хорошее снафф-видео продавалось дорого – тысяч по двадцать долларов за копию. Как-то вечером, на вечеринке с групповухой у одного знакомого адвоката, Дэвид узнал один из своих фильмов, его крутили на телеэкране в спальне. На этом видео, снятом месяцем ранее, он отрезал мужчине пенис бензопилой. Страшно возбудившись, он притянул к себе девочку лет двенадцати, подругу дочери хозяина, и усадил ее перед собой. Девочка пыталась отбиваться, но недолго, и отсосала ему. На экране он легонько провел бензопилой по бедрам мужчине лет сорока; тот сидел раскинув руки, накрепко связанный, и кричал от ужаса. Дэвид кончил девочке в рот как раз в тот момент, когда лезвие пилы разрезало член; он схватил девочку за волосы, резко повернул ее голову и заставил смотреть на долгий план брызжущего кровью обрубка.
На этом улики против Дэвида заканчивались. Полиция случайно перехватила мастер-копию видео с пытками, но Дэвида, видимо, успели предупредить, и ему удалось вовремя скрыться. Тогда Дэниел Макмиллан и выдвинул эту теорию. В своей книге он доказывает, что так называемые сатанисты не верят ни в Бога, ни в черта, ни в какую-либо нечистую силу; богохульство присутствует в их церемониях лишь ради необязательной эротической приправы, вкус к которой большинство из них быстро утрачивает. Как и их мэтр, маркиз де Сад, они, по сути, убежденные материалисты, искатели наслаждений и самых острых нервных ощущений. По мнению Макмиллана, постепенное разрушение моральных ценностей в 6о-е, 70-е, 80-е и 90-е годы явилось закономерным и неизбежным процессом. Исчерпав сексуальные радости, освободив себя от ограничений общепринятой морали, люди вполне закономерно обращаются к жестокости, заключающей в себе куда более богатый спектр удовольствий; двумя столетиями ранее по аналогичному пути пошел маркиз де Сад. В этом смысле серийные убийцы
девяностых – родные дети хиппи шестидесятых, а их общих предков можно найти среди венских акционистов пятидесятых годов. Под видом художественного перформанса венские акционисты, такие как Нич, Мюль и Шварцкоглер, устраивали публичные жертвоприношения животных; они вырывали и разрубали на части их внутренние органы, на глазах у собравшихся кретинов погружали руки в плоть и кровь, доводя страдания невинных тварей до крайнего предела, а их подельник фотографировал или снимал на видео эту расправу, чтобы потом выставить получившиеся арт-объекты в художественной галерее. Дионисийская жажда высвобождения животных инстинктов и злого начала, сформулированная венскими акционистами, прослеживается и на протяжении последующих десятилетий. По мнению Макмиллана, этот сдвиг в западной цивилизации после 1945 года был не чем иным, как возвращением к грубому культу силы, отказом от норм, веками выстраиваемых во имя морали и права. Венских акционистов, битников, хиппи и серийных убийц объединяла безусловная приверженность либертарианству, все они выступали за утверждение неограниченных прав личности в противовес социальным нормам и всему тому лицемерию, к которому, по их мнению, и сводится мораль, чувства, справедливость и жалость. В этом смысле Чарльз Мэнсон – отнюдь не чудовищное извращение опыта хиппи, а его логическое завершение, так что Дэвид ди Меола лишь расширил и воплотил в жизнь идеи освобождения личности, которые исповедовал его отец. Макмиллан был членом Консервативной партии, и его диатрибы против личной свободы вызвали зубовный скрежет даже у некоторых его однопартийцев, но его книга имела большой резонанс. Обогатившись за счет авторских отчислений, он полностью посвятил себя политике; в следующем году его избрали в палату представителей.