Брюно умолк. Кофе он уже давно допил, было четыре часа утра, и в ресторане не наблюдалось ни единого венского акциониста. Вообще-то Герман Нич, осужденный за изнасилование несовершеннолетней, томился сейчас в австрийской тюрьме. Ему уже за шестьдесят, поэтому можно надеяться, что он быстро умрет, тем самым избавив мир хоть от одного источника зла. Но незачем так нервничать. Вокруг царило спокойствие, между столиками бродил одинокий официант. В данный момент они были тут единственными клиентами, но брассери работала круглосуточно, о чем сообщалось прямо на витрине, и в меню тоже, так что это их практически договорное обязательство. “Никуда они не денутся, пидоры несчастные”, – машинально заметил Брюно. В современном обществе человек неминуемо переживает один или несколько кризисных периодов, ставя под сомнение всю свою жизнь. Поэтому вполне нормально, чтобы в центре крупной европейской столицы существовало хотя бы одно заведение, открытое всю ночь. Он заказал пирожное с малиновым муссом и два бокала кирша. Кристиана внимательно выслушала его рассказ; в ее молчании чувствовалось что-то скорбное. Теперь пора было вернуться к простым радостям жизни.
16. К эстетике доброй воли
Как только занимается заря, девушки отправляются рвать розы. Дуновение невинности устремляется в ложбины, в столицы, спасает умы наиболее восторженных поэтов, рушит загородки детских манежей, снимает короны с юношеских голов и отнимает у старцев веру в бессмертие[37]
Большинство людей, с которыми Брюно общался на протяжении своей жизни, были движимы лишь поисками удовольствий – если, конечно, в понятие удовольствия включить радость нарциссического плана, столь тесно связанную с уважением или восхищением окружающих. Тут в ход идут различные стратегии, именуемые жизнью.
Однако из этого правила следовало все же сделать исключение для его единоутробного брата: само понятие удовольствия, казалось, никак с ним не вяжется; но, если честно, разве Мишелем вообще что-нибудь движет? Равномерное прямолинейное движение длится бесконечно долго в отсутствие трения или приложения внешней силы. Жизнь его брата, организованная, рациональная (социологи отнесли бы его к верхней части медианной группы), до сих пор протекала вроде бы без всяких трений. Не исключено, разумеется, что в узком кругу исследователей молекулярной биофизики идет жесточайшая подковерная борьба за влияние, но Брюно в этом как-то сомневался.
– У тебя очень мрачный взгляд на жизнь… – сказала Кристиана, прерывая молчание, ставшее уже довольно гнетущим.
– Ницшеанский, – уточнил Брюно. – Причем ницшеанский для бедных, – счел необходимым добавить он. – Я сейчас прочту тебе стихотворение. – Он достал из кармана блокнот и продекламировал:
– Я знаю, что мы должны сделать, – сказала она после очередной паузы. – Устроим секс-вечеринку в Кап-д’Агде, в натуристской зоне. Там водятся голландские медсестры, немецкие госслужащие, все такие правильные и буржуазные, как в северных странах и Бенилюксе. Почему бы нам не замутить групповуху с люксембургскими полицейскими?
– Я использовал весь свой отпуск.
– Во вторник я тоже выхожу на работу, но мне еще нужен отдых. Надоело преподавать, все дети идиоты. Тебе тоже надо отдохнуть и оттянуться с кучей разных баб. Какие проблемы. Я знаю, ты в это не веришь, но точно говорю тебе, проблем нет. У меня есть знакомый врач, он выпишет нам больничный.
В понедельник утром они прибыли на вокзал в Агд и на такси добрались до натуристов. Кристиана взяла совсем мало вещей, она не успела заехать в Нуайон.
– Я должна послать сыну деньги, – сказала она. – Он меня презирает, но мне придется потерпеть его еще несколько лет. Я просто боюсь, что он совсем озвереет. Якшается с какими-то странными типами, с мусульманами, нацистами… Если бы он разбился на мотоцикле, я бы горевала, но, думаю, вздохнула бы с облегчением.