Елена Троянская

Девушки украшали комнату зелеными гирляндами и полевыми цветами. Илона сгибалась под тяжестью большого подноса. Для меня работы не нашлось. Я старалась не выдать неловкость, которую испытывала, и наблюдала за младшими, Филоменой и Поликсеной. Они играли в салочки, потом присели на пол и стали играть в ладошки. С одной стороны, они были еще дети, с другой – уже женщины. Они напомнили мне Ифигению и Гермиону, которые когда-то играли вместе, и такая тяжесть навалилась на сердце, что я решила уйти. Ифигении больше не играть… А Гермиона? Что она делает в эту минуту? Если бы увидеть ее – хоть одним глазком.

– У тебя грустный вид. Отчего это? – осуждающе спросила Кассандра.

– А у тебя сердитый. Отчего это? – ответила я вопросом на вопрос.

– Она у нас всегда сердится, – поспешила на мою защиту Лаодика. – Это потому, что ее никто не слушает.

Только к нам присоединилась Андромаха, как Илона предупредила:

– Тише! Матушка идет!

Послышались спокойные шаги, и на пороге появилась Гекуба. Она удивленно оглядела комнату, но вместо улыбки на ее лице появилось выражение недовольства.

– В чем дело, дочери мои?

– Мы пришли поздравить тебя с тем, что в этот день ровно шестьдесят лет назад ты родилась!

– Вот как! И вы считаете, что это радостный для меня день?

– Но для нас это радостный день. Мы хотели доставить тебе удовольствие. – Креуса проявила упрямство: черту характера, которую пыталась скрывать от Энея.

Гекуба с прямой спиной прошла в середину комнаты. Она двигалась как человек без возраста: в ее походке не было ни девической легкости, ни старушечьего шарканья. Она посмотрела на дочерей, и лицо ее смягчилось.

– Все мои дочери здесь. И еще жены двух моих сыновей. Тех двух, которые успели жениться, пусть остальным это служит укором! Я счастлива, имея таких дочерей, от старшей Креусы до самой маленькой, Филомены.

Наконец-то она улыбнулась.

– Мы еще более счастливы тем, что у нас такая мать! – ответила Илона.

– И мы, недавно принятые в большую семью Приама, тоже счастливы. – Андромаха обняла меня за плечи, говоря как бы от моего имени.

– А теперь, когда с любезностями покончено, чем вы хотите меня развлечь? – живо спросила Гекуба.

– Игрой, – ответила Илона.

Гекуба отмахнулась:

– Игрой! Я ненавижу игры!

– Это не спортивные состязания, матушка, а игра для ума, – пояснила Лаодика.

– Как раз то, в чем тебе нет равных, – добавила Креуса.

– Лесть получилась уж очень приторной, даже странно, что сюда не слетелись мухи, – ответила Гекуба.

– Каждая из нас положила на этот поднос какую-либо безделушку, – продолжила Илона. – Кроме Елены, конечно.

Она улыбнулась мне бесконечно милой улыбкой.

– У меня не было возможности положить что-либо на поднос, – сказала я. – Для меня он оказался такой же неожиданностью, как и для тебя… матушка, – с большим трудом выговорила я последнее слово.

– Да, теперь я тебе мать, – ответила Гекуба. – Поскольку ты лишилась собственной матери из-за несчастного… несчастного… – Она замялась, подыскивая слово, что случалось с ней крайне редко.

– Поступка дочери, – холодно сказала Кассандра.

– Сказано смело, но неточно, – тут же ответила Андромаха.

Уже все знают о моей матери, о том, что она совершила и почему. Это мое глубокое горе, мое страдание, которое теперь вынесли на всеобщее обозрение.

– Почту за честь назваться твоей дочерью, – поклонилась я.

Мне хотелось скорее прекратить разговор о моей матери, пока я не расплакалась у всех на глазах.

– И что тут у вас? – поинтересовалась Кассандра, глядя на поднос, накрытый легкой тканью.

– Мы снимем покрывало, ты посмотришь на поднос. Мы сосчитаем до десяти и снова накроем его.

– Какой в этом смысл?

– Мы хотим проверить твою память и убедиться, что ты совсем не похожа на иных советников отца, которые забывают, из какой двери вышли.

– Я запомню все, мои дорогие, не думайте, что вы можете сыграть какую-нибудь шутку. Например, подложить или убрать предмет, чтобы я начала сомневаться в своих глазах. Предупреждаю, со мной этот номер не пройдет!

Гекуба сама сдернула ткань и приказала:

– Считайте!

Ее острые глаза впились в предметы, разложенные на подносе. Не успела Лаодика досчитать до десяти, как Гекуба снова скомандовала:

– Накрывайте!

– Так быстро? – не поверила Илона.

– Я не была бы царицей Трои без малого сорок лет, если бы не запоминала каждый предмет, который попадается мне на пути, и каждое услышанное слово. Признаюсь, есть такое, что я предпочла бы забыть.

– Хорошо, матушка. Теперь перечисли, что ты видела. Если какую-нибудь вещь забудешь, не получишь ее в подарок.

Гекуба прикрыла глаза.

– Я вижу все предметы, как они были разложены на подносе. Вы должны будете объяснить мне смысл тех подарков, которые я вспомню. В левом нижнем углу в горшочке гроздь мелких сушеных ягод, похожих на изюм, но не изюм. Рядом – пучок какой-то травы. В центре подноса был сверток ярко-синего цвета. Потом эбонитовая шкатулка с рисунком в виде расходящейся спирали. Очень длинное белое перо…

При этих словах я вздрогнула. Она продолжала: