В начале марта[89]
Генрих созвал своих князей и баронов, высшее духовенство и учинил над Ричардом позорное судилище (надо полагать, что к этому его подвигло то, что Ричард, наконец, был обнаружен своими друзьями и подданными), обвиняя его во всех мыслимых и немыслимых грехах, включая: помощь Танкреду в овладении Сицилией, на которую у Генриха были законные права; захват Кипра и плен Исаака Комнина, с которым Генрих состоял в дальнем родстве; убийство на Святой земле маркиза Конрада Монферратского – второго претендента на иерусалимскую корону после Лузиньяна; покушение на убийство короля Франции; бесчестье, нанесенное знамени герцога Австрийского; неуважительное отношение к немецким воинам и паломникам.Интересно, но Ричард сам себе стал адвокатом; бравый воин, в котором вообще-то было сложно заметить или предугадать подобные задатки, блестяще защитился перед судьями, завоевав всеобщие симпатии: «Король, присутствовавший на собрании, созванном императором, вместе с герцогом Австрийским, раз за разом возражал против всех этих клеветнических обвинений, и возражал столь блистательным образом, что заслужил восхищение и уважение всех. И никакого подозрения не осталось в связи с этим впоследствии в сердцах тех, пред которыми он был обвинен. Он показал в конечном счете достоверность того, против чего он возражал, и цену обвинениям правдивыми своими утверждениями и доводами, которые высветили суть дела до такой степени, что уничтожились все ложные подозрения, которыми его обременяли, а правда о том, что он в самом деле совершил, нимало не скрывалась. Среди прочего он пролил также свет на предательства или некоторые заговоры в связи со смертью нескольких князей, всегда при этом убедительно доказывая невиновность свою, почему и пожаловал ему двор императора полное освобождение от каких бы то ни было обвинений. Король пространно говорил пред императором и князьями, и столь красноречиво, и так свободно, и с такой легкостью, что император поднялся и, когда король приблизился к нему, обнял его. После чего он заговорил с ним со сладостию и приязненно. И после сего дня император начал почитать короля со многой пылкостью и обращаться с ним как с равным». Последнее, конечно, преувеличение, ни к чему выдавать желаемое за действительное; сам Ричард ему не доверял, сомневаясь в том, что тот вообще его отпустит, даже получив деньги, и был весьма недалек от истины, как скоро увидит читатель.
Пока же 22 марта была, наконец, выстрадана предварительная сумма выкупа – 100 000 марок серебром (в итоге она составит 150 000 марок в мерах города Кельна (в современных мерах это 34 000 кг чистого серебра)), подтвержденная 29 июня (почему – расскажем после). Треть выкупа предназначалась герцогу Леопольду. Письмо от 19 апреля 1193 г. привез Элеоноре от сына лично Лоншан, и там говорилось: «Драгоценной матушке Алиеноре, королеве Англии, своим юстициариям и всем преданным подданным. Знайте, что после отъезда Губерта, епископа Солсберийского, и Гильома де Сент-Мер-Эглиз, нашего писца, нас посетил наш дражайший канцлер, Гильом, епископ Илийский (т. е. Лоншан. –