Элеонора Дузе

умершего сына. Но вина неотвратимо влечет за собой угрызения со¬

вести, а угрызения совести рождают обоюдную ненависть. Спустя

некоторое время старая Ракен случайно узнает причину гибели сына.

Несчастную поражает паралич. Теперь к страданиям обоих преступ¬

ников прибавляется новая пытка — страшный, полный ненависти

взгляд полумертвой старухи. Этот взгляд преследует их всюду.

Б конце концов, когда взаимная ненависть достигает апогея, оба кон¬

чают жизнь самоубийством.

Госпожу Ракен играла Джачинта Педзана, Терезу — Элеонора Ду¬

зе. 2 августа 1879 года, то есть на следующий день после значитель¬

ного успеха спектакля, неаполитанская «Корьере дель маттпно», хотя

и отмечала, что главная заслуга принадлежит Джачинте Педзана, ко¬

торая сумела быть «и мягкой, и любящей, и страшной, но всегда вер¬

ной правде образа, а в последнем акте — полной величия и поистиие

несравненной»,— все же признавала, что и «Дузе великолепно разо¬

бралась в характере Терезы и воплотила его на сцепе, использовав

все средства сценического мастерства, которые подсказали ей талант

и темперамент. В первом акте, представляющем собой лишь экспо¬

зицию, она удивительно правдоподобно передает характер Терезы,

интонации ее голоса, полного затаенной страсти, отвращение к Ка¬

миллу, которое сказывается в каждом ее жесте, привычку и умение

всегда быть сдержанной, владеть собой; она старательно проводит все

немые сцены, следуя указаниям автора, вникает в самые незначитель¬

ные оттсики характера своей героини и тонко, с удивительной точно¬

стью передает их. Она находит столь правдивые и пластичные жесты,

что, будь они не столь искренни и непосредственны, их можно было бы

принять за результат длительной, вдумчивой работы. Со второго акта

и дальше, когда героиня все больше втягивается в драму, можно, од¬

нако, заметить, как в отдельные моменты роль подавляет актрису.

С одной стороны, Дузе не может помочь сценическая техника, кото¬

рой она еще не полностью овладела, с другой — нежная, деликатная

душа актрисы не позволяет ей передать известную вульгарность, ко¬

торая часто преобладает в характере Терезы. В результате сцепа если

и не утрачивает правдивости, то, во всяком случае, несколько теряет

в силе воздействия».

Однако рецензент добавляет: «Крупнейшие звезды, увы, меркнут,

и сейчас всеми остро ощущается необходимость, чтобы над театраль¬

ным горизонтом Италии взошли новые, не менее крупные. Потому-то

мы и поглядываем сейчас вокруг — не блеснет ли где первый ослепи¬

тельный луч. Несомненно, что именно такое будущее уготовано Ду¬

зе, и оно не за горами».

Через несколько лет, возвращаясь к статье, написанной Бутэ тот¬

час после памятного спектакля, Луиджи Рази замечает:

«Да, триумфальный успех того вечера трудно забыть. Актриса и

сейчас у меня перед глазами — в скромном черном с пояском платье,

отрешенная от всего, что ее окружает, живущая в атмосфере лжи,

вины, преступления, смятения, ужаса, отвращения, ненависти, стоит

она у окна, опершись о подоконник. Когда Тереза в белой подвенеч¬

ной фате, охваченная внезапным страхом, прижимается к Лорану,

чья любовь уже не может заглушить угрызений совести, когда, цепе¬

нея от ужаса, она видит портрет убитого Камилла и с широко раскры¬

тыми глазами, не в силах произнести ни слова, показывает па него

Лорану, когда, упрекая любовника за убийство, она слышит душераз¬

дирающий крик госпожи Ракен и нервно впивается пальцами в спин¬

ку стула и, наконец, в последнем акте, когда любовь превращается в

непримиримую ненависть п разбитая параличом мать злорадно улы¬

бается, наблюдая за терзаниями обоих преступников,— я весь дро¬

жал, холодок пробегал у меня по спине и, покоренный ее игрой, я не

осмеливался даже аплодировать. В тот вечер старый сторож театра

«Фьорентини» сказал мне:

— Синьор, это она!»

Разделяя всеобщее восхищение, Джачинта Педзана воскликнула

тогда: «Пройдет немного времени, и, уверяю вас, это хрупкое сущест¬

во станет величайшей итальянской актрисой!»

На это представление в Неаполь приехал и граф Жозеф Примолк,

кузен Наполеона III, в последние годы прошлого века всячески содей¬

ствовавший налаживанию культурных отношений между Римом и

Парижем. В 1897 году в статье, посвященной Дузе, он вместе с неко¬

торыми письмами Дюма-сына опубликовал также и свои заметки об

этом неаполитанском спектакле.

«...В знаменитой сцене разговора между двумя женщинами Элео¬

нора, подхваченная страстным порывом, могла не бояться и высоко

держать голову под взглядом Педзана, которая, словно львица, следи¬

ла за каждым ее движением. Казалось, знаменитая актриса, оказав¬

шись рядом со своей ученицей, испытывает скорее удовлетворение,

нежели зависть. Последняя же прекрасно сознавала тот переворот, ко¬

торый совершался в пей самой. Золя был бы доволен. Эти женщины, с

пеной у рта сверлившие друг друга глазами, были великолепны, и

трудно было сказать, чье мастерство было выше» **.

Об этом исключительном успехе узнал также Золя (по-видимому,

от Дюма-сына, большого друга Примоли), который, прослышав, что

в Турине готовится постановка его драмы, послал туда свою жену