Эльф среди людей

Скрыть мрачный тон не удалось.

– Не знаю, что он мне расскажет, но я рад, что Гэндальф помог нашим дорогам пересечься.

«Я тоже».

И это правда.

А Кархид пусть говорит что угодно. Никакие его слова не изменят того, что было. А была победа. И отнюдь не только над умертвиями и камнями назгулов.

«Владыка Келеборн, могу я обратиться к тебе с просьбой?»

– Если я в силах исполнить ее, я буду рад.

«Полагаю, многие из вас скоро уплывут за Море. И возможно, Король всё же покинул Чертоги Мандоса. Я хотел бы… я просил бы, чтобы он узнал об этом отряде и этом походе».

– Король? У нас с тобой разные короли, сын Феанора, а ты не назвал имени…

Это не отказ и не возражение. В его голосе – согласие, но не только оно.

– Я думаю, когда владыка Тингол узнает, он не будет огорчен.

Серебристая Гавань

Минуло два года – как вода меж пальцев. Чистая, вкусная вода ручейка, если опустить в него руку: холодно и весело.

Хэлгон и Келегорм обживались в Холмах Мертвых: следопыт нашел себе уютную пещерку, что-то из скудного скарба ему привезли дунаданы, что-то он выменял в Брыле на пойманных кроликов и был вполне доволен скромным бытом.

Келегорму нужно было гораздо больше. Ему нужен был весь Арнор.

За все века.

Вычищенный, аккуратно уложенный и с историей каждой вещи.

Пещера за пещерой они отчищали Холмы от следа умертвий, отчищали оба – на долю Хэлгона приходилась грязь, которую можно убрать руками, на долю Келегорма – остальное. И трудно сказать, кому труднее. Слепая жажда умертвий и алчность людей, не желавших расставаться с нажитым и после смерти, ярость погибших и ненависть убийц, подлость и гнев, отчаянье и зависть… много всего было на древних сокровищах, не считая паутины и ржавчины.

Женские украшения бывали ничуть не добрее клинков и доспехов.

Днем в лучах солнца, ночами в холодном свете эльфийских костров лежали на траве они, отдавая земле могильный холод, отдавая прошлому злость и мерзость. Руки Хэлгона чистили их, но тепло солнца, эльфийский огонь и всепрощающая мягкость земли делали больше.

Древнее золото становилось добрым золотом.

Поначалу Хэлгон лишь повиновался, но быстро вошел во вкус, не слушая слов Келегорма о том, что та и та пещера полны ненависти и их надо первыми… – не слушая, открыл гробницы князей Артедайна, похороны которых помнил как вчера; словно обретенных младенцев, вынес к свету их всё еще острое оружие, и плакал, заново чистя его, и говорил, говорил, говорил, а Келегорм слушал, и не кривил брови при словах «наши» и «мой князь», и молчал, и в молчании сына Феанора было больше доброты и понимания, чем в любых речах.

Несколько раз к ним поднимался Том Бомбадил. Келегорма он видел так же ясно, как камни на холмах, удивился его присутствию не больше, чем этим камням (чем, кажется, несколько уязвил гордость сына Феанора), об извлеченных сокровищах сказал «Зло былое как вода – высохнет и сгинет, силу прошлого ваш люд снова чистой примет», что, вероятно, означало одобрение… словом, помощи от него нолдоры и не ждали, а вот что ближайший сосед не возражает против их планов – это прекрасно.

Нередко у них гостили дунаданы – кто по дороге в Гондор, кто из него. Привозили новости, хлеб, фрукты (чем спасли жизнь дюжине-другой кроликов); Келегорм общался с ними хоть и через Хэлгона, но легко, они же почти видели мертвого нолдора – во всяком случае, отвечая ему, ни один из следопытов не смотрел мимо своего незримого собеседника. Хэлгон опасался было, что станет чужаком для прежних своих – но нет, дунаданы как само собой разумеющееся восприняли и призрачного сына Феанора, и то, что Хэлгон верен древнейшей из данной им присяг, и то, что у эльфов свои заботы, ничуть не похожие на дела людей.

Идея же возрождения памяти Арнора их только радовала, они бы слушали и слушали Хэлгона, но тут оба нолдора являли свою легендарную жестокосердность и требовали, чтобы рассказывали гости – новости и севера, и юга. Дунаданам приходилось подчиняться.

Не раз и не два побывал здесь Глорфиндэль и не забывал брать с собой арфу…

Дважды приезжали сыновья Элронда – первый раз скорее к Хэлгону, вместе посидеть у костра. Второй раз (это было на исходе нынешнего лета) они явились строгими и стремительными гонцами. И привезли всего лишь одну весть: «Скоро. Не больше месяца».

«Отпустишь меня в Серебристую Гавань? Проводить», – спросил Хэлгон. Он ждал этой вести – и всё же она ударила внезапно, как стрела из темноты.

Неистовый ответил движением бровей: а как же иначе! – и к удивлению следопыта стал расспрашивать Элладана и Элрохира о путях из Лориэна в Мифлонд, потом узнал, что сначала всех собирает Ривенделл… так через Карадрас? и собирается вести сам? …значит, по Эрегиону? тем проще. И не меньше недели пути. Отлично.

«Я отпущу тебя в Серебристую Гавань, Хэлгон. Но прежде сам прогуляюсь до Эрегиона».

­–­ Аранг, зачем?

Неистовый усмехнулся:

«Поговорить кое с кем. Из родичей. Я пытаюсь посчитать, сколько тысяч лет назад мы говорили… не спорили, не кричали гневных слов, а просто говорили. Знаешь, я сбиваюсь со счета. Одно могу сказать – это было в Свете Древ».