Эльф среди людей

Фалмари не удостоили тишиной даже Кирдана. Музыка и танцы не прервались, речи не стихли. Кто-то кивнул Корабелу, кому-то он наклонил голову в ответ, жестом показал Хэлгону: отдохни здесь – и, кажется, забыл о том, что привел с собой нолдора.

Тот присел в красивое кресло (подлокотниками служили навек замершие волны, вырезанные из белого дерева) и стал разглядывать залу и фалафрим.

Здесь царило спокойствие. Нет, не было ничего похожего на светлое бесстрастие Амана, здесь звенел смех в ответ шуткам – отнюдь не всегда безобидным, иные танцы были стремительны… и всё же Хэлгон бы сказал, что во всем Эндорэ он не найдет места безмятежнее.

Так мерный рокот волн гасит те бури, что ярились в сердце.

Пару раз молодые красавицы звали гостя в танцы, но когда он снова отказался – они перестали. Не хочет – его дело. Невольно нолдору подумалось, что было бы, осмелься одна из дев Имладриса на такое… ей он бы не рискнул отказать, опасаясь худшего, если он ответит «нет».

Здесь – впервые за все века жизни в Эндорэ – он не был огнеглазым, героем из древних сказаний, отпущенным Валарами прожить новую жизнь.

Кто-то предложил ему здешнее угощение: рыба, хитро подобранные водоросли, моллюски в раковинах. Хэлгон взял из вежливости… вся эта снедь моряков ему изрядно надоела за то время, что он плавал с Аллуином, и нолдор искренне не понимал, как можно считать водоросли вкусными, – да, всё так, но нет ничего страшного в том, чтобы съесть эту лилово-зеленую морскую траву. А вот обидеть хозяев – боишься.

Освещение в зале было неярким, вечер за широкими окнами уступил место ночи… и в серебристом огне светильников танцы фалафрим казались нолдору такими же волнами, что тихо пели у причалов. Хэлгон почувствовал, что зверек, всё это время сидевший внутри него, теперь разжал когти, а потом и вовсе свернулся в пушистый комок, став из хищника безобидным.

Какая разница, что в Имладрисе на него смотрят иначе? Он ведь не ради Имладриса бежал с Тол-Эрессеа. Какая разница, что Элронд… да кто он такой, этот Элронд? Возомнивший о себе мальчишка, осколок великих родов, сверкающий их славой. И почему он, Хэлгон, должен дорожить его благосклонностью больше, чем добрыми словами князя Артедайна?

Танцы фалафрим не останавливались, как вечен бег волн. И Хэлгон вдруг улыбнулся простой мысли: Элронд – всего лишь сын друга его сына. Как можно обижаться на мальчика? Сердиться на него, как на старшего? Это же смешно…

Юная фалмариэль протянула ему кубок. Оказался мед, но сваренный иначе, чем у других народов эльдар. Он не был привычно душистым, но от него на сердце стало совсем легко.

… и ведь не терзаешься из-за Ангмара, хотя Ангмар – это действительно опасность, это беда, и не тебе беда, а дунаданам, но Ангмар – это понятный враг, и только от тебя зависит, одолеешь ты его или нет, а мучился из-за всякой ерунды: Элронд его не так приветствует и не так смотрит, вот уж действительно ужас, гибелью грозящий тебе и всему Артедайну!

Хэлгон прикрыл глаза. Это была не дрема, но тихое чувство свободы… свободы от своих ошибок. Мимолетное воспоминание: что-то похожее было в Мандосе.

…и звучит музыка, и волны покоя накатывают одна за одной, и несут тебя, несут прочь от тревог…

– Господин! Господин, ты уснул?

Хэлгон вздрогнул, открыл глаза.

Давно было утро. Нет сине-серебристого сумрака: золотой свет. Нет танцовщиц и музыкантов: зала пуста.

И рядом стоит юный (не старше тысячи лет) эльф из фалмари.

– Владыка Кирдан поручил мне проводить тебя.

– Куда?

– Написать письмо. Владыка сказал, ты хочешь отправить его на Запад.

«Хочу. Хм. Как точно всё знает владыка. Хотел бы я так же всё знать».

Хэлгон благодарно кивнул юноше.

– Пойдем, господин.

– Зови меня Хэлгоном.

– Меня зовут Гаэлин, – улыбнулся тот.

Лестницы, переходы, повороты, снова лестницы – и они поднялись в изящную башенку-беседку. Стол по центру, скамьи. На столе – свитки в футляре, каменные фигурки кораблей, чтобы прижимать лист при письме, чернила, перья.

Гаэлин поклонился и исчез, пообещав придти после полудня.

Хэлгон остался один.

Один на один с чистым листом.

Капитану Аллуину отец его Хэлгон шлет привет.

Первая строка легла на лист без особых трудностей. («Из чего, кстати, они делают эти листы? Какие-то склеенные тростники? У нас в Арноре таких нет. Может, попросить у Кирдана немного? Хотя нет, хрупкие. За Море отослать – не страшно, а вот по нашим горам и болотам с таким скакать… н-да».)

Лист терпеливо ждал. Отправлять за Море единственную фразу определенно не следовало.

Хэлгон сразу решил писать именно сыну. Как можно передать буквами те чувства, что связывали его и Эльдин, он не представлял совсем. И благоразумно начал с более легкой задачи.