Эльфийский бык 3

— Да… она знала, что у свободы детей будет своя цена. И была готова заплатить её. Мой… предок сумел связаться с теми, кто желал остановить хана. И заключил договор. А его дети обрели новое имя. И новую семью. Хан, узнав о предательстве, сделал бы всё, чтобы уничтожить род. Весь. До последней капли крови. И в тот момент остановить его вряд ли бы получилось. Поэтому детей спрятали.

— Сумароков?

— Да, это было имя человека, который дал свою кровь и с нею — слово защищать и беречь. Он исполнил обещание. А от предка нам достался лишь проклятый дар… впрочем, оказалось, что дело вовсе не в нём. Он умирал долго, тот, кто предал доверие своего Повелителя. Тьма сожрала его душу, не оставив шанса на посмертие… так нам казалось.

— Офелия упоминала, что её учил маг смерти.

— Верно. Мы… говорили. Пока она ещё могла. И я знаю, что теперь душа моего предка обрела покой. И не только она. Уже за одно это я… ей должен.

— Вы не отдадите её?

— Нет, — покачал головой Сумароков. — Да и кому? Зачем? Убить? Ты сможешь её убить?

Офелия дышала на стекло и, глядя, как расползается по нему пятно, смеялась. А потом нарисовала сердечко.

— Нет, — Ведагор ясно понял, что и вправду не сможет. Возможно, это будет правильно. Для спокойствия мира. Для блага всех. Но… нет, нельзя.

— Обычная лечебница не справится с её даром. Он ведь никуда не делся. Более того, она будет использовать его так, как использует силу дитя, не особо задумываясь о других. Запереть? Это окончательно её разрушит. Когда-то Сумароковы взяли в род троих из числа тех, кого все считали врагами. И дали им дом. Имя. Дали шанс…

— Птички улетели! — Офелия нахмурилась. — Я хочу…

— Тише, — Евгений взял её за руку. — Какао хочешь?

— Хочу…

— Тогда садись. Сейчас сделаю. Вот сюда давай. Печеньку?

Офелия печеньку взяла, а на Ведагора поглядела с подозрением.

— Сумароковых всегда трое… когда силу обретает четвертый, мы знаем, что кому-то пришла пора уйти. Наш род… не то, чтобы проклят… но договор был заключён не только с людьми. Если верить семейной легенде, тогда сама Смерть остановила нас. Она и позволила укрыться. Сбежать. Спрятала под пологом чёрного крыла. Может, так оно и правда. Или нет. Но как бы то ни было, эта же легенда говорит, что род наш крепко задолжал миру. За загубленные жизни, за пролитые слёзы, за горе и муки. И пока долг не будет выплачен, то и мы останемся своего рода заложниками. Мы не можем умереть, как бы того ни желали, пока не найдётся третий. Но и не сможем остаться и помогать ему, когда он найдётся. Вот так и рассчитываемся потихоньку… жизнь за жизнь. Боль за боль… как умеем.

Скольких он спас? Этот тихий и сугубо мирный человек, который, пожалуй, и вправду с лёгкостью смог бы стереть с лица земли небольшой город.

Или даже большой.

— Какао! — капризно напомнила Офелия.

— Сейчас… так вот… мой сын обрёл силу. Как и ту, которая поможет эту силу удержать. Тоже часть… договора? Обряда? К сожалению, предки не удосужились описать всё подробно. Идём вот, что называется, наощупь. В общем… лет двадцать у меня ещё есть, полагаю. Или даже больше. Вполне успею немного поработать…

Инга знает?

Должна.

Она не родная дочь Сумарокова. Правда, вряд ли кто рискнёт это сказать дяде Жене в лицо. И любит Инга его как родного отца, который, возможно, тоже её любил бы — как её возможно не любить — но погиб ещё до рождения…

И как быть Ведагору?

Молчать?

Сказать?

— А…

— Инга знает. Но это же просто легенда… да и трое — это не значит, что я умру, когда родится четвертый. Сила. В ней дело. Когда четвертый входит в силу, кто-то из троих её утрачивает. Обычно самый старший. Но знания-то остаются. А я и без силы на многое способен.

В этом Ведагор не сомневался.

— Я об ином… это возможность выплатить ещё один долг. Девочка многое натворила. И даже сейчас в её душе хватает демонов. Я не могу обещать, что у неё получится с ними совладать. Я лишь попробую ей помочь. Дар у неё… уникальный.

— Какой?

— Темный менталист.

— Это как?

— Это… я вот лечу тело. Я вижу в нём смерть и могу забрать её. Уменьшить опухоль. Убить бактерию там или даже вирус. Локальное заражение. Остановить сепсис… в тели. Однако болеют и души.

Сумароков поставил перед Офелией кружку с какао.

— Осторожно, дорогая, горячий.

— Да, папа…

— Ей так проще. И мне. Она всегда хотела отца, который бы её любил. А мне очень не хватает дочери.

Не ложь.

Инга будет ревновать? Или не будет.

— Её душа расколота, как и разум. Она приняла в себя тьму. А с нею — всех тех, кого тьма проглотила. Она слушала их истории. Вместо колыбельной. Она видела их глазами. Она чувствовала в себе их боль. И она знает, какие демоны водятся там, на другой стороне. И если справится с ними, то…

Сумароков замолчал и посмотрел на девушку, которая водила ложечкой по коричневой поверхности какао.

— У неё появится шанс рассчитаться со своими долгами. Как-то вот так.

— Чем я могу помочь?

— Поручиться. Сумароковы имеют определённый вес. Но опасаюсь, что в этом случае нашего слова будет недостаточно.

— Волотовы скажут своё.