Эльфийский бык 3

— Я бы и поел чего, — признался Волотов. — Дом скоро рухнет.

— Ты же здесь. Значит не рухнет.

Всегда удивляло это непробиваемое спокойствие Сумарокова, хотя и сам Волотов не считал себя нервозною личностью. Но вот чтобы настолько… хотя да, не рухнет. На это сил ещё осталось.

Он набрал Ингу.

— Знаешь, — сказала она, поняв, кто звонит. — Ты пока домой не возвращайся, а то ж я с тобой не знаю, что сделаю!

— Я тебя тоже люблю и сильно.

— Честно?

— Душой клянусь.

Молчание.

— И вот как на тебя, Волотов, злиться? Может, у меня настроение было скандал закатить. А теперь вот и неудобно даже.

Улыбается.

Для этого не надо её видеть. Ведагор и без того знает, что она улыбается.

— Тогда вернусь и высморкаюсь в занавеску, чтоб повод был. Идёт?

— Договорились. А когда вернёшься?

— Скоро. Тут уже основное закончилось. А дальше — сама знаешь… надо с мелочёвкой разной разобраться. Хотя… Чесменов, думаю, работать останется. И в целом я не так-то и нужен… зато подарок привезу.

Он вытащил из кармана ожерелье из тёмных, будто оплавленных монет.

— Подарки я люблю…

— Это не от меня. Это от предвечной тьмы. И честно, не уверен, что стоит вообще его принимать. Хотя… в общем, посмотришь.

— Дяде Жене дай. Если опасно, он почует.

— Дам.

— Тут твоя мама звонила… просила передать, что вы — два олуха, но она вами гордится. И когда сумеет дозвониться, то сама всё скажет. В подробностях.

— Знаешь… я вот, наверное, телефон не скоро куплю… я просто буду пользоваться стационарным.

— Трус.

— Благоразумный человек.

— Ладно, я поговорю с ней. Пусть лучше мне выскажет. А я передам… ты только не задерживайся, ладно.

— Не буду.

Сумароков сварил кофе и даже тосты пожарил, пусть от хлеба слегка тянуло сыростью да плесенью. Яичница. Пачка начатого печенья.

И Офелия, которая устроилась на диванчике, забравшись на него с ногами. В одной руке она держала печеньку, в другой — леденец на палочке. Взгляд её был устремлён в окно и на Волотова Офелия не обратила никакого внимания.

— Прошу простить, что не помог, — Сумароков поставил кофе перед Ведагором. — Но её нельзя было оставлять одну.

Офелия мурлыкала под нос песенку. Какую-то… совсем детскую, что ли?

— Что с ней?

— Она очень долго находилась под двойным воздействием. С одной стороны — тьма, которая влияет на разум и тело, с другой — отец, желавший тьму контролировать. Её организм на грани. Её годами травили препаратами, подавляющими волю. А с другой стороны — внушали свою. Хотя здесь скорее двойное воздействие пошло на благо. Тьма часть химии нейтрализовала, но вот разум… разум — хрупкая вещь.

— Там птичка! — Офелия вытянула руку и обернулась. — Папа, там птичка!

— Да, милая. Это синичка.

Ведагор сумел сдержать вопрос.

— Несомненно, и то, что она сотворила, не могло пройти бесследно.

— Птичка! — Офелия подпрыгнула. — Ещё!

— Её разум просто-напросто рассыпался.

— И что теперь?

— Теперь — это ребёнок во взрослом теле. Ребёнок с очень сильным и очень опасным даром. Тьма не хотела её убивать. Думаю, даже берегла по-своему, вот тело и изменилось.

— Некромант?

— Не совсем… два воздействия снова сплелись. Тебе Инга не рассказывала, откуда пошли Сумароковы?

— Да как-то… не доводилось.

— Наш далёкий предок был палачом. Даже не совсем так. Это не в полной мере отражает, как бы сейчас выразились, весь спектр его обязанностей. Он был палачом земель и людей. Он возглавлял Чёрный тумен, который имел право нести не только своё знамя, но и знак золотого ханского змея на нём. Он шёл туда, куда направляла его рука Хана. И потом, после, на землях не оставалось живых. Разумных, я имею в виду. Скот… он мало интересен.

Офелия добралась до окна и, уперевшись ладошками в стекло, прильнула к нему.

— А вот люди… люди умирали. Мучительно. Кроваво. Страшно. И чем страшнее, тем лучше. Слава о Чёрном хане должна была лететь во все концы мира, чтобы враги его дрожали от страха и с того теряли силы. Впрочем, иных, кого хан полагал достойными высокой чести, он отдавал в руки моего прадеда, и тогда смерть их длилась долго…

Он не похож на палача, Евгений Сумароков.

Маг смерти? Да.

А ещё лучший детский онколог не только в Империи. Да к нему со всех концов мира стремятся попасть. Невысокий. Не особо впечатляющий, что фигурой, что чертами лица. Привычно-скромный, избегающий даже общества. Впрочем, то отвечало взаимностью.

— Маги смерти растут, убивая. Но однажды он понял, что устал. Маг смерти устал убивать… а ещё осознал, что если всё продолжится так, то скоро погибнет и весь мир. Что жить во тьме не сможет ни он, ни дети. У него было два сына, слишком юных, чтобы воевать, и дочь, которой Чёрный хан оказал великую честь, взяв в жёны. Но мой прадед знал, что ни одна из жён хана не продержалась дольше месяца.

Ещё одна часть той, былой, истории.

— И он попросил о встрече с дочерью. Сказал, что мать её больна и желает увидеть перед смертью свою любимицу. Призвал он и сыновей.

— А она была больна?