Эльфийский бык 3

— Сейчас уроню, — буркнул Павел, потому что обиды стало больше.

— Не-а, — Василиса ничуть не испугалась. — А вот на ноги поставить уже можешь… что со мной?

— Матушка сказала, что истощение. Ты… сейчас, стоять не надо. Когда истощение, то может быть чувство, что всё прошло, тогда как оно ничуть не прошло. Сейчас… эй ты, рогатый…

Бык повернул голову.

Интересно, почему он не рассыпается прахом, в отличие от остальных мертвецов, тех, которые человекообразные. Их не осталось, а вот зобми-коровы никуда не делись.

— Вот так, на нём посиди… и не обижайся на матушку. У неё просто идея-фикс женить меня. Была… похоже… — Кошкин повернулся, пытаясь найти матушку, и нашёл.

Та в компании Чесменова о чём-то беседовала с Императором.

— Не дрожи, я сама замуж не пойду, — Василиса хлопнула умертвие по загривку, и то легло, свернувшись калачиком. Получилось костяное кресло. Странноватого виду, но в целом-то неплохое.

Особенно, если воздушную подушку создать.

— И за меня⁈

— И за тебя.

— Вот… вот знаешь… это нечестно! Я тебя, между прочим, спас!

— И я тебя.

— Тогда тем более…

— Кошкин… — Василиса голову наклонила. — Ты сам себе противоречишь. То ты жениться не хотел, то теперь возмущаешься, что я за тебя замуж не иду. Ты голову-то включи. Ты меня знаешь сутки. Какой замуж? Какая женитьба? Может, я храплю по ночам. Или сухари в кровати ем.

— А ты ешь?

— Женись и узнаешь. Самые страшные тайны обычно вылазят после свадьбы… — мрачно произнесла Василиса.

— Так как я женюсь, если ты против.

— Вот! — Василиса подняла палец. — А если серьёзно… это всё сила. Твоя, моя… здешняя. Кипит. Перекипит и успокоится.

— Думаешь? Подвинься. Тоже выложился, ноги не держат.

Бык пыхнул тьмой, но пересложился, растягиваясь из кресла в диван. А ничего так… удобно.

— Знаю… да и не стоит тебе со мной связываться.

— Между прочим, одна весьма уважаемая дама из числа Перворожденных как-то сказала мне, что когда я встречу свою судьбу, мир встанет на край гибели… ну или как-то так. Эльфы и без того выражаются своеобразно, а уж эта-то… у меня ощущение было, что стоит мне влюбиться и всё, миру трындец и безоговорочный. Знаешь, как оно на нервы давит? И битва героическая, в которой я буду сражаться, живота своего не щадя… а мне мой живот очень даже дорог.

Василиса фыркнула.

— Но если так… тебя я встретил? Встретил. Мир стоял на краю гибели? Стоял. Сражался? Сражался. Живота не жалея. Мне честно говоря, неплохо так прилетело.

— Целитель нужен?

— Не, уже прошло… так что не перекипит. С другой стороны, спешить мне некуда. Катастрофу вон нужно ликвидировать. Экологию восстанавливать и всё такое… а ваш Подкозельск рядышком, считай. Вот и будет время познакомиться поближе.

— Вряд ли.

— Почему?

Василиса ответила не сразу. Потом вздохнула:

— Я… мне придётся уехать. Любима вернулась. И делами займётся. Тем более я вот… — она растопырила руку, над которой задрожало зеленоватое зыбкое пламя. — Некромант, получается… теперь… а там коровы, эльфийские… они не любят.

— Врёшь, — Кошкин и ноги вытянул. — Не в коровах дело. Не только в них. Мне там… кое-чего рассказали.

— Про то, как я с мужем Любимы за спиной спуталась? Думаешь, врали?

— Мне откуда знать.

— Не врали, — Василиса тоже вытянула ноги. — Спина болит…

— Это от перенапряжения. Ты вот не прямо, вот так ложись, аккуратно… значит, не врали? Хотя… племянничек шепнул, что тот тип менталистом был. И если так, то вины за тобой нет.

— Если бы, — она с кряхтением прилегла и поёрзала, устраиваясь на коленях Кошкина.

— А ноги подними, вот так, уголком. Закинь… на что-нибудь. И спину расслабь.

— Я была маленькой, когда она появилась… но я помню. Я жила с дедом. Маме плевать, папа же никого, кроме мамы не видел… дед меня любил. А тут вот Любима… несчастная. И все начинают её жалеть. Нет, я тоже… но она умерла. А Любима осталась. Я старше, значит, мне надо оберегать, опекать… растить. Ничего особого от меня не требовалось. Были водянички, которые с ней нянчились. И со мной, конечно, но… но мне казалось, что все жалели её и только её. А я уже большая. И понимать должна… и принимать дела рода, ведь больше некому. В общем, как-то оно и получалось. С одной стороны сестра и ближе нет никого, а с другой… я завидовала. Это я уже понимаю. Потом разбиралась… передумала прилично так. Завидовала всему буквально.

— Рассказать тебе, кому я завидовал?

— И делал подлости?

— Ну… не то, чтобы подлости… но есть такое, чем не стану гордиться.

— У всех есть такое, — отмахнулась Василиса, закрывая глаза. — Я же… понимаешь, она была такой, как солнечный лучик… светлой, ясной. Весёлой. И лёгкой-лёгкой. Она не думала ни о чём. Дела там… какие дела, когда день чудесный. Или вот кредиты… как-нибудь расплатимся. Ферма, остальное… это словно бы существовало вне её понимания. И дед всё повторял, что я должна быть сильнее, что раз старше, то и опекаю… и что она не создана для дел. А род держать кому-то надо. Я и держала. Как умела, так и держала. Ну и вот… потом она встретила этого урода. Точнее тогда он мне показался самым удивительным мужчиной, кого я только знала. Хотя… кого я только знала.