— Но ты не волнуйся. Тебя мы тоже не бросим, — поспешила успокоить Данька. — Мама сказала, что вязать меня научит. Я тебе свитер свяжу. И носки. Люди, когда старятся, часто мёрзнут, но в моих будет тепло…
— Не сомневаюсь.
Главное, не засмеяться. А хочется. Вода ли тому причиной, песня ли, что зазвенела где-то там, впереди, тоже сплетённая из многих голосов, но тоска откатилась, сменившись какой-то безумною, непривычною радостью.
Воздух, пахнувший дымом, был и сладким и горьким.
И хоровод… почему бы и нет? В жизни должно быть место и хороводам.
Глава 47
О некромантах и котах
Павел Кошкин успел поймать Василису, когда та вдруг вздрогнула и застыла, а потом стала заваливаться на бок. Автомат вот выпустила, что вовсе нехорошо.
Она с этим автоматом успела сродниться.
Но автомат Кошкин не подхватил, а вот Василису — вполне.
Чтоб тебя…
Он прижал пальцы к шее и выдохнул. Пульс наличествовал. Сердце тоже билось.
— Давай… — Кошкин огляделся. Битва… ладно, битва давно уже закончилась. — Давай туда туда двигай…
Как управлять зомби-быком, если поводьев нет, руля тоже, как и, что характерно, инструкции. Но тот кивнул и порысил, куда сказано.
Костяного дракона Кошкин заметил издали, а где дракон, там и матушка должна быть. Ну и Чесменов. Глядишь и поймут, что тут не так. Заодно и быка этого немертвого перехватят, пока вразнос не пошёл.
— Пашенька, — матушка обрадовалась и даже отвлеклась ненадолго. — И ты здесь…
— Вот, — сказал Кошкин, хотя речь предварительную готовил. Для Чесменова. А тот вон встал и делает вид, что всё именно так, как и положено. Даже не покраснел. — Это Василиса…
— Очень приятно. Но почему она без сознания? Паша… вот я понимаю, что дурной пример заразителен…
Это она про что?
— … но там, заметь, похищенная девица была в полном сознании и недовольства не выказывала.
— Я никого не похищал! Я…
— Спасал?
— Да нет… скорее соучаствовал.
— Интересная версия, — матушка поглядела с укоризной. — Боюсь спросить, в чём?
— Ну… как понимаю, в спасении мира и победе сил добра.
— Тогда ладно.
— Она умертвием управляла. Вон… бычок стоит. Качается…
Бычок и вправду покачивался. Хорошо, хоть не вздыхал.
— А она того… Она ж очнётся?
— Просто истощение, — матушка провела ладонью над лбом. — Девочка не поняла, когда подошла к границе возможностей…
— Так она некромант?
— Совсем молоденький… и обращённый, судя по всему. Исходно сила была иной, но теперь вот некромантическая. Сейчас я поделюсь и всё будет хорошо. Пашенька…
Во взгляде появилось что-то такое… презадумчивое.
Характерное.
— Это просто знакомая! — поспешил откреститься Кошкин, уже предчувствуя неладное. — Мы… случайно… встретились вот. В лесу! И я её спас.
Не совсем правда, но звучит хорошо.
— Чудесно, — согласилась матушка, сделавшись ещё задумчивее. — Такую милую девушку спас… это судьба!
— Нет.
— Да.
— Мама… она некромант!
— Я тоже, между прочим, — сказала матушка. — И вообще, Павел, это просто-напросто непорядочно! Спас девицу на глазах у всех. А теперь жениться отказываешься⁈ Что о тебе люди подумают⁈
— К-кто отказывается? — Василиса не нашла ничего лучше, нежели открыть один глаз.
— Он, — с возмущением произнесла матушка.
— На ком?
— На вас!
— Не надо на мне жениться! — Василиса открыла и второй глаз, посмотрев сразу и на матушку, и на Кошкина. — Я не хочу, чтобы на мне женились! И вообще, это надо разобраться, кто и кого спас…
— Вот поженитесь и разберетесь, — матушка никогда не спорила напрямую, всегда оставляя противнику пространство для манёвра. Во всяком случае на первый взгляд казалось, что пространство это есть. — У вас тогда и время будет посчитать, и возможности.
— Дорогая, — князь Чесменов совершенно наглым образом взял матушку под локоток. Павел даже хотел возмутиться — где это видано, чтоб столь нагло чужих матушек и уводить. — Думаю, они люди взрослые и сами решат…
Такой аргумент Кошкин прежде приводил. Не срабатывало.
— Пожалуй, Яшенька, ты прав…
А у Чесменова сработало.
Почему⁈
И вообще матушка взяла и словно бы утратила интерес, что к Кошкину, что к Василисе, которую он так и держал. Нет, она не тяжёлая, но… но… как так-то?
— У тебя такое выражение лица, — сказала Василиса, — будто у тебя… не знаю… губную гармошку украли.
— Матушку, похоже, украли, — Кошкин моргнул, пытаясь успокоиться, но получалось плохо. В душе кипели обида и возмущение. — А она и не сопротивляется.
— А должна?
— Ну… не знаю… вроде он так и ничего. Но зачем он её на войну притащил⁈
— А ты меня зачем?
— Так ты сама вызвалась!
— И? А она… может, всё наоборот, и это она его потащила. И вообще, Кошкин… ты только не обижайся, но в жизни каждого ребенка наступает время, когда ему приходится расстаться с мамой.
Вот… невозможная женщина.