Разве что стояла уже знакомая стройная дама в слегка мятом костюме, а за ней — весьма себе типичного вида пенсионер, поддерживавший даму под локоток. Он что-то говорил, та слушала и кивала. Но главное даже не это. Главное, что вторую руку дама держала вытянутой и из ладони её в небеса устремлялся поток света, причём такой, будто из тончайших нитей сплетенный. Нити закручивались по спирали, между ними мотыльками, попавшими в сети, вспыхивали искры, и от всего этого веяло такой силой, что Криворученко на всякий случай отступил.
Морда дракона повернулась к Юлиане.
— Д-добрый день, — поздоровалась она. — А вы… что вы делаете?
— Души отпускаю, — дама улыбнулась. — Здесь их много. Теперь не стало того, кто их держал и не позволял уйти. Поэтому вот…
Она взмахнула рукой, словно подбрасывая этот золотой вихрь вверх. И он закрутился, завертелся, раскрываясь парой крыльев. А к ним устремились искры, которых становилось больше и больше.
И Юлиана застыла, заворожённая зрелищем.
Это было совершенно… невыразимо.
Почему-то одновременно хотелось и смеяться, и плакать. А сил… сил не осталось. И Юлиана опёрлась на Семена, а тот просто подхватил. И ничего не сказал.
И это тоже было именно так, как нужно.
— Вон, глянь, — Данька дёрнула Лешего за руку и указала куда-то в туман.
Вот… может, не стоило сюда идти?
Нет, на месте остался Ворон с ребятами, да и спецназ прибыл с узкими спецами, которые оцепление выставили. Так что будет кому заняться и спасёнными, и местом.
Зачистят.
То, что осталось. Там и осталось немного. Совокупный удар, направленный Чесменовым, выплавил бункеры изнутри, не оставив не то, что случайного клочка бумаги или иного какого носителя, но и стали. А потом и земля осела, окончательно похоронив то, что должно было быть похоронено.
Не отпускала мысль, что это ещё припомнят.
Но прав Чесменов. Нельзя было оставлять. Найдутся такие, кто захочет продолжить эксперименты, а Русь-матушка велика. И укромных мест в ней полно… так что…
Пусть увольняют. Леший переживёт.
Даже суд переживёт.
Чесменов, если что, о девочках позаботится. Лишь бы живым остался. Вот когда он с Софьей Никитичной на зверя того вскарабкался да улетел в дали дальние, прям не по себе стало. Ну да нашлось чем заняться.
Люди там.
Свои-чужие. Спецназ, которому надо было растолковать, что да как… суета отвлекла. А потом как-то раз и он оказался вовне этой суеты, обнаружив, что делать-то, собственно говоря, больше и нечего.
А тут и Данька подошла, сказала:
— Надо идти.
И Весна с нею согласилась, что надо.
Вот и пошли.
Про тропы заговорённые Леший слышал, конечно, но самому ходить не случалось. Хотя… тропа — она тропа и есть, идёт, бредёт, вроде как лесом, но раз и на краю поля они.
Над полем ещё клочьями туман висит. И от земли тянет… не выразить чем. Чем-то таким, то ли холодом могильным, то ли, наоборот, жаром, как от бани. Только от жара этого сердце начинает колотиться, как не в себя.
— Что тут…
Говорить тоже тяжело. Воздух спёртый и душный, и его едва ли не глотать приходится. Леший глотает. Голова кружится…
— Это мёртвая сила, — Весна отпустила руку. — Дань, постой тут. А мне надо…
Она присела на корточки и, подхватив горсть земли, позволила той просыпаться сквозь пальцы. И стоило седым, словно изморозью прихваченным, комкам земли коснуться, как на той открылся родничок. Чёрные капли воды заблестели ярко, покатились, потянулись вперёд, на ту сторону, соединяясь с другими водяными ниточками.
А из лесу выступила девица зеленоволосая и протянула Весняне руку.
— Пойдём в хоровод, сестра? — спросила она.
— Пойдём… — Весна коснулась пальцев и, оглянувшись, улыбнулась. — Данька, приглядывай тут…
— Приглядывай, приглядывай… — слева из тумана выступила ещё одна девушка, волосы которой завивались смешными пружинками. — Как бы не свёл кто…
— Хватит, Смеяна…
— Пусть только попробуют, — Данька решительно взяла за руку. — Живо космы зелёные повыдёргиваю… тоже мне… явились. Своих ищите!
— Не уведут, — Леший подхватил девчонку и посадил на шею. — Это того, кто сам хочет, увести можно. А если не хочет…
— А ты не хочешь?
— Не хочу.
— Тогда пошли…
— Куда?
— В хоровод.
— А мне можно?
Их становилось больше и больше, босоногих зеленокосых дев, которые цеплялись друг за друга, сплетаясь живым узором танца.
— Не, сперва-то нельзя. Они сейчас землю отмоют… тут много нехорошего осталось, но вода вынесет, уберёт… ну а потом-то так, уже просто хороводиться начнут.
— А ты откуда знаешь? — ступать на поле было страшновато. Но ничего, земля выдержала, да и чувствовал Леший перемены. Дышать вон точно стало легче.
И тоска отступила.
— Мама рассказывала… да и вода тоже. Вода, она знаешь, сколько всего помнит? Я вот вырасту, тоже в хоровод пойду. Буду водить, а потом найду себе жениха.
Леший едва не споткнулся.
— К-какого?
— Не знаю. Хорошего…
Хорошесть Леший сам проверит. Лично. Потому как знает он… растишь ребенка, растишь, а потом раз и понабегут всякие… женихи.
Хрена им.