Эльфийский бык 3

— Ярмарки, — Василиса пошевелила ногой, та шевелилась, но как-то очень нехотя. Блин, а ведь натурально же смеркается. Точнее смерклось почти даже. И её наверняка хватились уже.

Она вытащила телефон, но…

— Тут связи нет, — сказал Серега.

— Мне начинать бояться?

— Чего?

— Не знаю… тёмный лес, я одна беззащитная. И ты вот. Ты не маньяк? — запоздало шевельнулось в груди нехорошее предчувствие.

— Не-а… зуб даю! — он даже улыбнулся во всю ширину упомянутых зубов, явив их белых и ровных, и каких-то очень крупных. — Тут маньяки не водятся. Медведи только.

— Ну… медведи ладно.

А телефон едва светился. Батарея почти села. И позвонить надо…

— Связи тут нет, — повторил Серега. — Точнее есть, но местами и слабая. Слушай… а с чего тут затеяли? Ну, ярмарку?

— В Конюхах?

— На поле этом… кто его вам показал?

— Городское начальство, — Василиса потрясла телефон, но палочек не прибавилось.

Проклятье! А ведь была же. На поле точно была. Если нет, то… То как может быть в современном мире, чтоб и без связи?

— Мне надо идти, — Василиса прижала ботинки к груди. — Меня, наверное, ищут.

— Ага, — подтвердил Серёга. — Ходили туточки, орали, что оглашенные. Разбудили

И зевнул широко-широко.

Его, стало быть, разбудили, а Василису нет? Хотя чему удивляться. Была у нее особенность: засыпать так крепко, что ни будильник, ни иные шумы не способны были пробиться сквозь этот сон.

И вот снова

— Мне надо идти, — повторила она и ботинки к груди прижала.

Хорошие

Фирменные. Повышенной износостойкости. И дорогие, но теперь какие-то тяжёлые и неудобные. И промокли вот.

Но идти надо.

— Да куда ты пойдёшь, болезная, — сказал Серёга.

— Я не болезная, — Василиса возмутилась.

— Хорошо, не болезная, — согласился он. — просто лысая…

— Именно что просто лысая… — в конце концов, какое им всем дело до ее прически?

— А на кой? — поинтересовался Серёга и пояснил, хотя и так понятно. — Ну в смысле зачем ты лысая?

— Я так самовыражаюсь!

Серега хмыкнул и добавил:

— Ну как надоест самовыражаться, скажи. у нас тут есть один специалист… Такую косу отрастит, что все обзаведутся.

— Да не хочу я чтобы мне завидовали!

Серёга приподнял бровь.

— Меня всё устраивает. Я вообще выступаю против стереотипов о внешности женщины. И считаю, что внешность не главное, и волосы тоже. И вообще зачем я тут перед тобой распинаюсь? Мне домой пора. Давно! Так ты проводишь? К полю хотя бы.

Василиса очень надеялась, что строительство не замерло, и на поле кроме свежевозведенной сцены обнаружатся ещё и люди. Лучше бы знакомые.

А ещё лучше Кешка с Емелей. Пусть ворчать станут и даже наорут, но… Главное выбраться.

— Так ты…

В лесу темнело, и как-то очень быстро. Настолько, что она уже с трудом различала лицо Сереги.

— Проводишь? Пожалуйста…

Потому что сама она точно не выберется. Днём, может, дорогу и нашла бы, а теперь, когда вокруг видно всё слабо, ни за что.

Он вздохнул и сказал

— Только не ори. Это… Я людей не ем.

Чего?

Прежде чем Василиса успела осознать сказанное, фигура Сереги поплыла. А на месте его возник медведь.

Боится ли Василиса медведей?

Сейчас она ответила бы совсем иначе. И не заорала лишь потому, что… что и дышать-то забыла, как. Огромный зверь нависал над нею.

— Э… — выдавила Василиса и зачем-то вытянула руку. Может, желая проверить, существует ли зверь на самом деле, может, просто от ужаса мозг перемкнуло. Пальцы коснулись жёсткой шерсти и влажного отчего-то носа. Растопыренную пятерню опалило горячим дыханием, а потом и язык медвежий скользнул по ладони. Жёсткий какой…

— Э-это вы? — слегка заикаясь, уточнила она. — Вы… об-боротень.

Медведь кивнул и сел.

Вот… вот на четвереньках он был ещё вменяемых размеров. А теперь нависает. Василиса же терпеть не могла, когда над нею кто-то нависал.

— Вы… — она бы попятилась, но сзади было дерево. И тёмный лес.

Так.

Надо успокоиться. И… и в конце концов, оборотни — тоже люди. И нужно проявить толерантность. Или показать? Или что там с нею делают-то, с толерантностью?

Медведь не нападал.

И Василиса успокаивалась. Подумаешь… медведь… медведи, они, может, куда вменяемей некоторых клиентов, если так-то. И надо просто отнестись к ним с пониманием. У всех есть недостатки. Сама Василиса, например, конфеты в тумбочке у кровати хранит. И даже ест их иногда.

На ночь.

А Серега — медведь. Бывает.

Мысли успокоили.

— Теперь вы меня выведете отсюда? — Василиса даже погладила медведя.

А тот, проворчав что-то неразборчивое, растянулся на земле.

— Что? Серьезно? Я… я верхом только на пони ездила… в детстве.

Медведь покачал головой.

А Василисе вспомнилась бабушка, выдыхавшая горький дым прямо в кружевные занавески, маменькой для облагораживания жилища принесённые. И высказывание её, что, мол, в жизни много интересного помимо занавесок. И надо пробовать, искать… пока вожжа из-под хвоста не выпала.

Интересно, катание на медведе подойдёт под бабушкины критерии «интересности»?

— Вы… извините, если вдруг… больно сделаю, — Василиса вцепилась в жёсткую шерсть. — Я постараюсь аккуратненько…