Эльфийский бык 3

— Меня? — тьма, а та, что говорила, уже не была Офелией, удивилась. — Не надо. Когда клинок пронзил сердце и кровь пролилась на камень, появился отец. Он пылал гневом и тот был чёрен и так велик, что всё вокруг сделалось тоже чёрным. И увидав, что случилось, он вырвал сердце из груди злодея.

Сколько смертей из-за одного обидчивого урода.

Заслужил.

— А потом отец положил его даром на камень и ещё душу свою, и все силы свои, и позвал меня. А со мной — и её. Не знаю, был ли тот камень осколком небесным или ещё каким, но он принял мою силу. И отдал ей. Или мне? Я иногда путаюсь.

— Это ничего.

— Камень стал сердцем… тем вот. И отец положил его в нашу грудь взамен пробитого.

Превратив тело дочери во вместилище тьмы.

— Тебе не страшно? — интересуется она или они.

— Не знаю. Страшно, наверное.

— Ты очень сильный, если не боишься признаться.

— Что было дальше?

— Дальше… жить тяжело. Здесь. Сердце любит кровь. И жизнь. Чужую. Оно может дать силу, но берёт больше. Без жизни мы засыпали. И отцу приходилось забирать чужие. Но сила, которой мы наделяли его, позволяла многое. Под его рукой поднялось мёртвое воинство, и не нашлось в степи никого, кто сумел бы остановить Чёрного хана. Его ведь так здесь называли?

— Да.

— Он рассказывал мне сказки. Вечерами. Мы садились вдвоём на медвежью шкуру. Он наполнял чашки теплым чаем и ставил блюдо со сладостями. Он сам разбирал мои косы, чтобы снова заплести поутру, но сперва… он рассказывал мне сказки, — эта улыбка была совершенно детской, а потому и страшной. — Но мне нужна была жизнь… и мы шли дальше.

Рука Офелии потянулась к свечам.

— Ещё он менялся. Я этого не хотела. Она тоже. Она бы ушла уже. И мы с ней говорили… я бы отпустила её. Но тогда отец бы умер. Там, в шатре, его жертва и моя жертва, и камень… всё связалось. За себя я не боялась, а за него — очень… и тянула время, тянула.

— Люди плохо переносят силу, подобную этой.

— Теперь мы знаем, — кивнули, кажется, все трое. — Тогда… мы многого не видели. Не понимали. Мы жили в шелковом шатре. О нас заботились. Нас любили… мы думали, что нас любили. А на деле нас боялись. очень… он убил их. Девушек, которые мыли нам руки и вычёсывали волосы, которые рассказывали истории и помогали одеваться. Он взял и убил их.

Офелия качнулась и в этот момент Ведагор ясно понял, что ещё немного и хрупкий сосуд её тела треснет.

— Осторожней. Ты убьёшь её. Ты ведь не хочешь?

— Нет. Не знаю. Сложно. Среди людей — сложно…

— Что произошло?

— Плохое, — лицо Офелии исказилось, будто она того и гляди разрыдается. — Плохое, плохое… он сказал, что нужно больше силы. Ещё больше. И снова больше! Он перестал читать сказки. И требовал, требовал… запер меня. Потом кричал.

Вот это зря.

Крайне неразумно кричать на существо, которое куда древнее и сильнее тебя.

— Ты его убила?

Кивок.

И жалобное, совершенно детское:

— Я не хотела… был бой… и его войско… другие сильны… свет. Много света. Так много света! У меня голова заболела! А он требовал силы. Он убивал… людей каких-то. Кровь, кровь… столько крови! — она зажмурилась и закрыла глаза ладонями.

— Тише, — Ведагор опустился на пол и, дотянувшись до девушки, обнял её. — Тише, всё это было давно.

— Давно-давно… и недавно. Время другое.

Она уткнулась в плечо и Ведагор чувствовал, как под рукой вздрагивает тело.

— Он меня тряс, а я… я не могла больше. Тогда он решил, что если принесёт в жертву меня, то получит мою силу. Всю, какая есть.

Ведагор осторожно погладил это дитя по спине.

— Ты позволила?

— Мы думали, он нас любит… всё равно любит… несмотря ни на что. А там снова камень. И он взял клинок. А потом стало больно-больно… и она не смогла удержаться. Я не смогла удержаться, — это произнесла уже тьма. — Он пытался забрать… подчинить…

Но не в силах человеческих подчинить предвечную тьму.

— Он тоже умер. Там. Но наше сердце раскололось от горя.

— Вот то, которое…

Кивок.

И девушка отстраняется, и произносит уже голосом Офелии:

— Спасибо. Странно… я думала, что убью тебя. Потом. И наверное, действительно убью. Но она очень путает мысли. Она пытается не мешать мне, но это сложно, сложно… — Офелия сдавила голову руками и сделала вдох. — Отпусти. Не буду я его трогать! Не буду, сказала! Слово даю! Вот. Видишь. Из-за тебя со своей единственной подругой чуть не поссорилась.

Это было сказано уже хорошо знакомым капризным тоном.

— Извини, — произнёс Ведагор.

— А теперь врёшь. Не чувствуешь вины. Ладно… мы… нам недолго здесь. И пока я ещё что-то могу… я ему рассказала. Отцу. Когда убила Викусю. Я тогда очень испугалась. Сильно-сильно. Всё-таки я была ребенком… знаешь, когда тьма поглощает жизнь, это тоже завораживает. И отец приехал. Говорил… потом мы куда-то отправились. Мне дали лекарство и я почти всё время спала, поэтому помню мало и плохо. Она тогда не занимала моё тело, как сейчас… думаю, он изучал меня. И решил, что мне надо вернуться.

Сволочь.

Как можно вернуть своего ребенка в место, которое сводит его с ума? Не увезти на другой край света, не подобрать целителей или душеведов, или черта лысого, а просто вернуть?