Ели халву, да горько во рту

– Боря был одним из князей Олицких…

– Как?

– Мой муж до брака со мной был, как бы это выразиться, большой ходок. Первая жена его умерла рано. У него был роман с крепостной… Знаете, этакая почти пасторальная история. Девушка забеременела, Александр Владимирович дал ей вольную и выдал замуж за старика-почтмейстера, который был его доверенным лицом. К сожалению оба супруга умерли, когда Боре не было и десяти лет, и мой муж взял его в свой дом, став ему опекуном и благодетелем. Боря учился наравне с законными детьми Саши, но всегда помнил своё место. Он был очень трезвым человеком.

– Вот как… Но Каверзин знал, что является сыном князя?

– Не могу сказать с уверенностью. Не должен был знать. В нашем доме этот факт скрывался. Я узнала о той истории совершенно случайно…

– Откуда же?

– Не всё ли равно! – в голосе княгини послышалось раздражение. – Там, где узнала я, вряд ли мог узнать Боря. Хотя он, может быть, и знал. Я ведь говорила, что он был очень умён. Знал, но не показывал виду.

– А Владимир и Антон? Они знали, что Каверзин их родной брат?

– Ах, милый доктор! Кто ж разберёт их! – сплеснула руками Олицкая. – Но не думаю. Вы имели удовольствие слышать воззрения моего старшего пасынка. Мужварьё! Да узнай он, что Боря сын крепостной, с которой спутался его отец, он бы возненавидел своего друга! А ведь они были близки… А, впрочем, чужая душа потёмки.

– О том, что внутри человека, знает только врач, о том, что в душе – только Господь Бог. С вашего позволения, княгиня, я поднимусь к себе.

– Да-да, ступайте, милый доктор. Мне тоже нужно заняться делом. В такое время только в работе и спасение.

Георгий Павлович оставил Олицкую и направился к себе. Елизавета Борисовна была не первой, с кем он говорил о Каверзине. Доктор успел справиться о нём у Родиона, Володи, старика Каринского и горничной Даши. Все они отзывались о Борисе Борисовиче как о человеке большого ума, но скрытном, сдержанном, холодном. Каверзин никогда не был женат, и неизвестно было, чтобы у него была какая-то большая страсть. Кажется, близок он был только с Владимиром Александровичем, но Жигамонт никак не мог решить, как построить разговор с ним. К тому же Георгий Павлович понимал, что надменный князь ни за что не станет откровенничать.

Проходя мимо гостиной, доктор с удивлением заметил сидящую там Машу. Девушка о чём-то глубоко задумалась и не сразу заметила вошедшего Жигамонта.

– Маша! – окликнул её Георгий Павлович.

Девушка вздрогнула и быстро поднялась:

– Здравствуйте, доктор.

– Благодарю, не хворать и вам! – улыбнулся Жигамонт. – Скажите, что вы делали здесь одна? И где ваш дедушка?

– Почивает… Он потрясён случившимся несчастьем… Бедный Борис Борисович! – Маша смахнула слезу. – Он казался очень суровым и мрачным человеком. Но у него было доброе сердце!

Георгий Павлович посмотрел на Машу с любопытством. Вот, это уже что-то новое! Доброе сердце! Откуда это она взяла?

– Вы хорошо знали Бориса Борисовича?

– Нет, что вы… Но он всегда был чуток ко мне. Владимир Александрович меня очень не любит. И его жена тоже. А Борис Борисович хорошо относился. Даже конфектами угощал… – Маша чуть улыбнулась. – Я даже удивилась. Это так на него непохоже.

– В самом деле, удивительно… – согласился доктор. Значит, был чуток, хорошо относился. С чего бы? Сочувствие судьбе бастарда? Стало быть, знал Борис Борисович, кто являлся его родным отцом, но считал правильным скрывать это знание. Действительно, неглупым человеком был покойник.

Маша поправила стоявшие в вазе цветы и спросила:

– Красивый букет, не правда ли? Я собираю их каждое утро… Себе, дедушке и сюда… Елизавета Борисовна цветов не любит. Она чихает от их запаха. Хотите, я и вам собирать буду?

Жигамонт с удовлетворением отметил, что девушка перестала бояться его.

– Почту за честь, – ответил он.

– Скажите, Георгий Павлыч, вы бывали на балах? – вдруг спросила Маша таким тоном, точно отважилась на смелый поступок.

– Приходилось, а что?

– Дедушка считает, что мне надо выходить в свет. Ездить на балы… У нас, конечно, балы не чета столичным, но всё-таки… А я и представить себя не могу на балу. Да и какая из меня барышня? Я дедушке говорила: вы б послали меня по хозяйству работать. Матушка моя работала, и я буду. Негоже мне руки сложа сидеть. Балы… Это всё так далеко от меня… К тому же что я с моей неуклюжестью буду делать на балах? Я даже танцевать не умею. Дедушке уже трудно учить меня…

– Если дело только в танцах, то я с большой радостью преподам вам несколько уроков.

– Вы? Ах, что вы, доктор! Это неудобно… – лицо Маши выразило испуг.

– Что же неудобного? Я уверен, что уже через несколько уроков вы легко будете танцевать вальс. Давайте попробуем.

Жигамонт отложил свою трость, церемонно поклонился девушке:

– Одну руку опускаете кавалеру на плечо, другой придерживайте подол. Кавалер легко обнимает вас одной рукой за талию. Вот так, хорошо. А теперь запоминайте па на счёт три: и раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…