Элиас (Илья) Бикерман. Петербургский пролог / Elias Bickerman. Petersburg Prologue

Надо отметить, что оба сына Иосифа Бикермана к февралю поначалу отнеслись с энтузиазмом. «К моему глубочайшему огорчению, общая радость их заразила», – вспоминает отец273. Однако ему удалось их переубедить. Да и собственные наблюдения за развитием революционных событий вызвали их беспокойство. В своих воспоминаниях Яков Бикерман рассказывает, что оба брата были свидетелями событий Февральской революции. Яков описывает, как он вышел из Публичной библиотеки и увидел огромную толпу демонстрантов, марширующих по Невскому, и отряд солдат, двигавшийся ей навстречу. Солдаты открыли огонь по толпе и убили несколько человек. По-видимому, речь идет о событиях 26 февраля. На следующий день после расстрела демонстрации, по воспоминаниям Якова, огромная толпа собралась у Таврического дворца, «и большинство членов Думы присоединилось к ним и объявило, что берет власть в стране в свои руки. Ясно, что это было историческое событие, и мы (Элиас и я) поспешили на улицу, чтобы принять участие или, по крайней мере, стать свидетелями бессмертных деяний. Почти все были здесь и были счастливы до безумия. Несмотря на домашнюю Кассандру мужеского пола (имеется в виду отец. – И. Л.), мы на некоторое время впали в эйфорию. Царское правительство наложило так много ограничений на евреев, что у каждого еврея были причины приветствовать его падение; но демонстранты начали сбрасывать и имперских двуглавых орлов с магазинов, расположенных на верхних этажах, и с правительственных зданий и топтать их, а орлы были символами России, а не отдельного (неспособного) царя. Мы вернулись домой глубоко встревоженные будущим страны и нашей семьи»274.

Яков, скорее всего, вспоминает здесь о событиях ночи с 27 на 28 февраля, когда Временный комитет Госдумы объявил о том, что берет власть в свои руки ввиду прекращения деятельности царского правительства. Можно было бы предположить, что в рассказе Бикермана речь идет именно об этом событии. И Керенский, и Милюков были членами Временного комитета Госдумы, Гучков возглавлял ее Военную комиссию. Впрочем, теоретически разговор с Керенским мог произойти и позднее, между 2 (15) марта и 5 мая (18), когда все трое были министрами первого Временного правительства.

Однако сохранившиеся документы делают детали описанной сцены в высшей степени проблематичными. Сразу же в глаза бросается нестыковка: Бикерман называет себя зауряд-прапорщиком и при этом упоминает, что носил солдатскую форму. Между тем зауряд-прапорщики носили не солдатскую, а офицерскую форму. Более того, из архивных документов известно, что Бикерман на момент перевода в 3-ю Петергофскую школу прапорщиков был в чине ефрейтора: в списке, приложенном к приказу № 104-10 от 10 апреля 1917 г., согласно которому 90 евреев-студентов, откомандированных в распоряжение 3-й Петергофской школы прапорщиков, были исключены с разного вида довольствия как находящиеся в командировке, под № 73 числится ефрейтор 14-й роты Илья Бикерман275. Основанием для приказа была почто-телеграмма начальника 1-й пехотной запасной бригады № 2584.

В армейском послужном листе Бикермана в графе «Прохождение службы после призыва из запаса», которая «заполняется в части войск сведениями о времени зачисления в часть, о бытности в комиссии, о получении ран, увечий и контузий, а также медалей и знаков отличий и о производстве в высшее звание», имеются только две записи: о зачислении в 177-й пехотный запасной полк и об откомандировании в 3-ю Петергофскую школу прапорщиков 9 апреля 1917 г.276, т. е. Бикерман попал в школу прапорщиков непосредственно из запасного полка.

Таким образом, история о солдате, пришедшем из окопов и попавшемся на глаза Керенскому в Таврическом дворце (и соответственно о диалоге, который имел бы смысл только в том случае, если бы Бикерман прибыл с фронта), подтверждения не получает.

Брат Бикермана, как я писала выше, редко говорит об Илье в своих мемуарах. Характерно, что он (впрочем, как и отец) не упоминает о том, что его брат в 1916 г. был призван в армию и служил в запасном полку. На этом фоне сообщение о том, что Илья вместе с ним был свидетелем Февральской революции, заставляет отнестись к нему если не с полным доверием (память могла Якову и изменить), то, по крайней мере, внимательно. Нельзя исключить того, что в феврале Бикерман получил отпуск из полка, навестил свою семью в Петрограде и стал свидетелем судьбоносного поворота в истории государства Российского.

Бикерман провел в запасном полку почти семь месяцев: он был зачислен 16 сентября 1916 г. и переведен в школу прапорщиков 9 апреля 1917 г. Между тем обычный срок пребывания в таких полках был 3 месяца даже для солдат, проходящих специальную подготовку для того, чтобы стать взводными и отделенными277.