В носу защипало, и я слабо вздохнула.
– Линда. – Должно быть, Элиас услышал мой вздох, и его голос потек теплой патокой мне в уши. – Я не хотел причинять тебе боль. Не хотел заставлять тебя делать выбор. До самого дня рождения Алекса я пытался уберечь тебя от себя. Знаю, под конец у меня выходило паршиво, но только потому, что я увидел, что мои чувства взаимны – и совсем потерял рассудок. Я всегда считал себя сильным. И другие считали меня сильным. Но я оказался слабым.
– Это не так, – еле слышно сказала я.
Чувства к Элиасу были похожи на прыжок с парашютом: ты жаждешь попробовать, но из-за страха высоты ужасно боишься.
Его сдержанность и напускная холодность притягивали магнитом, а его взаимность оказалась наркотиком. Каждая наша встреча вызывала во мне все больше нестерпимого желания попробовать его, упиваться им, погрузиться как в омут с головой и тихо умереть в его объятиях.
На том конце послышался протяжный вздох:
– Это так, и ты это знаешь. Ты знаешь мои слабости и готова их принять.
Слезы обожгли щеки, и я поджала губы, чтобы заглушить рвущиеся наружу рыдания.
– Я никогда не обманывал тебя. – Он почти шептал, – нежно, успокаивающе. – Я хотел только одного – быть с тобой. Я люблю тебя так, что готов как идиот часами звонить тебе и слушать лишь автоответчик. Готов умолять твоих родителей позволить мне сказать тебе хоть слово. Готов стоять под твоими окнами до тех пор, пока ты не смилостивишься и не выглянешь наружу, чтобы я мог хоть на мгновение увидеть тебя.
На очередном вдохе я замерла. Медленно вытерла слезы, поднялась с кровати и подошла к окну. Не веря, протянула дрожащую руку к шнуру от жалюзи и дернула.
Под моим окном стоял Элиас Митчелл. При виде меня он робко улыбнулся и сказал в телефон, который продолжал держать у уха:
– Привет.
Я кое-как нащупала второй шнур и дернула его, заставив жалюзи собраться гармошкой и проскользить вверх, открывая мне полноценный обзор. Волосы Элиаса отросли так, что стали прикрывать кончики ушей, а подбородок зарос щетиной, добавлявшей ему не только усталый вид, но и несколько лет сверху. Он смотрел на меня сияющими от счастья глазами. А я…
Глядя на него, я сделала пару глубоких вдохов, а затем развернулась, бросила телефон на кровать и побежала к выходу из спальни. Коридор, кухня, прихожая – все слилось в одно сплошное пятно.
Лежавший на коврике в прихожей Бруно поднял голову, когда я пробегала мимо, и удивленно гавкнул мне вслед.
Я распахнула входную дверь и увидела, как Элиас, убирая телефон, поспешно движется к крыльцу. Сердце сжалось от осознания того, насколько знакомой и родной была для меня его неровная походка.
Нас разделяло лишь несколько ступенек, и Элиас развел руки в стороны, готовясь принимать меня в объятия. Я же, спустившись и громко выдохнув его имя, обняла Элиаса за шею, а он бережно прижал меня к себе.
Мы простояли так целую вечность, пока Элиас не отстранил меня и не обхватил мое лицо ладонями, внимательно рассматривая. Его прикосновения были осторожными, такими, будто он боялся, что может сделать лишнее движение, и я исчезну.
Его лицо было таким же утонченно-красивым, каким я его помнила. Темные глаза, подернутые печалью, все так же излучали тепло, глядя на меня.
– Я так скучал по тебе, – прошептал он, не переставая рассматривать меня.
Его запах, его голос, его руки… Как же
– Прости, что избегала тебя, – сказала я, глотая слезы.
– Ш-ш-ш, – протянул он, стирая большими пальцами мокрые дорожки с моих щек и ласково улыбаясь. – Я прощу тебя, только если ты пообещаешь никогда больше не исчезать из моей жизни.
– Никогда, – всхлипнула я, уткнулась лицом ему в рубашку и глубоко вдохнула. Мед, бергамот и осенняя листва.
Элиас крепче прижал меня и прошептал в волосы:
– А я обещаю больше никогда не отпускать тебя.
Два месяца спустя
– И долго мне еще так сидеть?
– Пока я не закончу.
– А когда ты закончишь?
– Линда, я несколько недель уговаривал тебя попозировать. Полагаю, ты сможешь потерпеть ради меня пару часов?
Я протяжно вздохнула.
С того момента, как я села на стул в центре студии Элиаса, прошло уже больше часа. Напряженно выпрямленную спину начинало тянуть, а из-за затекшей шеи подбородок время от времени предательски опускался.
На мне было бледно-голубое платье, которое я надевала в день моего второго визита в дом Митчеллов. Волосы я распустила, позволив им крупными локонами рассыпаться по плечам. И меня до сих пор смущало то, что я все же согласилась на эту авантюру.
Элиас не отрывался от работы. Он был настолько увлечен процессом, что почти ничего не говорил, а лишь отпускал периодические замечания, призывая меня не сутулиться или приподнять голову.
– Все это время я писал тебя по памяти, – сказал он.
– И у тебя неплохо выходило, – заметила я.
Вместо ответа Элиас показательно вздохнул и вновь сконцентрировался на рисунке.
Я не удержалась и посмотрела на него. Взъерошенные волосы, сведенные брови, опущенные уголки губ и такой сосредоточенный взгляд, что мне стало смешно.
– Я просил тебя смотреть в сторону окна, – строго сказал он, заметив, что я слежу за ним.