Миссис Робертс было скучно. Она уже неделю жила здесь, и Биарриц надоел ей. Все то же море, те же автомобили, те же лица.
Ее столик стоял у открытого окна. По тротуару прошли две загорелые женщины. Они смеялись, размахивая руками.
«И чему они так?.. Какие глупые, какие противные».
Миссис Робертс положила себе на тарелку кусок рыбы.
По тому, как старательно и изящно она ела, было сейчас же видно, что она англичанка.
— Не может быть, — вдруг крикнул женский голос по-русски. — Не может быть, Миша…
— Тише, Нина. Не скандаль…
Миссис Робертс повернула голову и прислушалась.
«Русские?.. Где?..»
Но ничего нельзя было разобрать в сдержанном гуле разговоров. Около нее сидят испанцы, дальше виноторговец из Бордо. У стены американцы, она знакома с ними. Где же русские? Должно быть, та седая дама с барышней и молодым человеком у соседнего окна. Она их раньше не видела.
Русские. Они русские. Сердце громко застучало. Миссис Робертс закрыла глаза и увидела широкие белые улицы Петербурга, грязные стены домов, голубое морозное небо. И себя, Анечку Вакурину, идущую по сверкающему снегу, в синей шубке, перетянутой кушаком на талии, такую тоненькую, что, кажется, подует ветер и она сломается пополам…
Завтрак кончился. Миссис Робертс аккуратно сложила салфетку и вышла в холл ждать русских.
«Седая дама, наверное, мать Миши и Нины», — подумала она.
Русские тоже вошли в холл.
— Надо спросить у швейцара, идет ли трамвай в Байонну.
— Да, да, — быстро сказала миссис Робертс, — в Байонну идет трамвай.
Седая дама улыбнулась:
— Вы русская? Как я рада.
— И я тоже очень рада.
Из пансиона вышли вместе.
— Вас Бог мне послал за мои молитвы, — говорила седая дама. — Вы только подумайте. Я одна, и не с кем слово сказать. Нина все с Михаилом Андреевичем. Ничего не поделаешь — жених и невеста. Но теперь я вас поймала и уже не выпущу.
Миссис Робертс надела перчатки. «Значит, Миша жених, а не брат. Не очень хороший вкус у этого Миши».
— Я и не думаю вырываться, — сказала она. — Мой муж англичанин, и все наши друзья англичане. Я давно уже не говорила по-русски…
Вернулись поздно перед самым обедом. Рой сидел в саду на траве и с деловым видом бил красной лопаткой по камню.
Миссис Робертс подбежала к нему и взяла его на руки. Как нехорошо. Она оставила ребенка 〈на〉 целый день одного.
— Вы скучали без меня, милый Рой? — спросила она по-английски.
Ребенок серьезно покачал белокурой головой:
— Нет, нисколько.
Она рассмеялась и поцеловала его в щеку:
— Вот он какой, мой сын.
Нина осторожно погладила его вьющиеся волосы:
— Он очаровательный. Посмотри, Миша, какая прелесть.
Миссис Робертс благодарно улыбнулась ей:
— Да, он славный. Бог даст, и у вас скоро будет такой же.
— Нет, не такой. Он прелестный, но это маленький англичанин. А наш будет русский.
Брови миссис Робертс поднялись. Она холодно посмотрела на Нину:
— Я еще должна переодеться к обеду… — и пошла к дому, унося ребенка.
— Какая вы счастливая, Нина, что выходите замуж за русского…
Зеленые волны высоко взлетали и падали, разбиваясь белой пеной, на теплый серый песок. Купающиеся прыгали, держась за веревку. По берегу ходил усатый фотограф. Из казино доносилась музыка.
Они лежали на песке. Миссис Робертс посередине, слева Нина, справа Михаил Андреевич.
— Подумайте, вы говорите по-русски на «ты». Вы можете сказать: я люблю тебя.
Он пристально посмотрел на губы миссис Робертс:
— А вы разве никогда не говорили этого по-русски?
Она вытянулась, подставляя солнцу белые колени.
— Нет. Никогда. Только по-английски, и это совсем не то.
— Оттого вы так удивительно и говорите. Повторите еще раз, пожалуйста.
— Я люблю тебя… — сказала она снова медленно и нараспев.
Нина покраснела:
— Какая вы сентиментальная. Совсем обангличанились. — Она встала.
— Пойдемте лучше купаться.
Миссис Робертс вбежала в воду и, взмахнув руками, поплыла.
Нина схватилась за веревку:
— Миша, держи меня, я боюсь.
Но он уже плыл за миссис Робертс.
— Держись покрепче за веревку, Нина. Я сейчас вернусь.
Миссис Робертс легла на спину, раскинула руки и смотрела сквозь ресницы в горячее синее небо.
Он подплыл к ней.
— Хорошо вам? — спросил он тихо, заглядывая ей в лицо.
— Хорошо, — ответила она так же тихо и улыбнулась.
Миссис Робертс писала письмо мужу: «Мне здесь очень весело. Я подружилась с русскими, они премилые».
Она задумалась на минуту. Не обидится ли он? И приписала: «Но все-таки возвращайтесь скорей, дорогой Джон».
— Анна Николаевна, — позвали снизу.
Она высунулась в окно.
В саду около клумбы левкоев стоял Михаил Андреевич. Нина шла к калитке.
— А Нина говорила, что вы спите. Спускайтесь скорее. Мы вас подождем, — крикнул он.
— Сейчас.
Она торопливо надела шляпку, попудрилась, взяла зонтик. Письмо к мужу так и осталось недописанным.
В холле сидела Александра Ивановна, мать Нины.
— Вы опять уходите? Посидели бы со мной.
— Не могу, я иду гулять с вашими.
Александра Ивановна поджала губы:
— В Англии, должно быть, никогда не оставляют жениха и невесту одних?
Миссис Робертс рассмеялась:
— О нет. Напротив. — И вышла в сад.
Нина и Михаил Андреевич стояли у калитки и тихо ссорились.
— Я с ней не поеду…