Елисейские Поля

Автомобиль трогается. Вот он выезжает на дорогу, вот заворачивает за угол. Вера машет платком.

— Уехал, — говорит она протяжно, — уехал… А нам все-таки жить надо и лечиться тоже. Идем, мама.

Люка остается на террасе.

— Уехал, — повторяет она нараспев.

От бессонной ночи болит голова, в ушах звон.

— Уехал… Что теперь делать? И стоит ли вообще что-нибудь делать? Куда идти? Зачем?..

Она медленно входит в дом и, держась за перила, поднимается по устланной красной дорожкой лестнице, потом идет по широкому коридору. По обе стороны белые двери, и на каждой черный номер — 24, 26, 28. Двадцать восьмой, здесь жил Арсений. Она берется за ручку. Дверь не заперта. Люка стоит в незнакомой комнате. Еще не прибрано. Все так, как было при нем. На столе груда газет. Красное одеяло свешивается с кровати на пол. На подушке впадина, след от его головы. Окна закрыты. В нагретой солнцем комнате душно. Люка подходит к постели, гладит подушку, трогает простыни. Здесь он спал. Она откидывает одеяло, ложится в постель. От простынь терпко и обморочно пахнет египетским табаком, одеколоном. Чужой, мужской запах. В ушах звон сильней. Все тихо плывет перед глазами. Холодные простыни тяжело ложатся на голые колени. Люка вздрагивает, широко раскидывает руки, ладони становятся слабыми и влажными. Она глубоко вздыхает и блаженно закрывает веки…

— Люка, ты ничего не ешь. Отчего ты такая красная? Дай я тебе лоб пощупаю. Господи, да у тебя жар.

— Глупости, мама, — вмешивается Вера, — ничего у нее нет. Просто объелась вчера мороженым. Пусть примет касторки.

Но Екатерина Львовна беспокоится:

— Что у тебя болит, Люка?

Люка слабо трясет головой:

— Ничего не болит. Только в ушах звон. И еще тут колет. Сердце.

— Какое же тут, у плеча, сердце? Легкое должно быть. Ты простудилась.

Но Люка трясет головой:

— Нет, сердце. Я знаю. Это сердце.

Конечно сердце. Сердце всегда болит от горя.

Екатерина Львовна не верит:

— Надо тебя сейчас же уложить, послать за доктором.

Люка отодвигает тарелку, с трудом встает, цепляясь за стул.

— Это сердце, не надо доктора…

Люка больна от горя и любви. Доктор сейчас поймет, расскажет. И все будут знать, и все будут смеяться над ней.

— Не надо доктора. Не хочу. Я здорова…

Люка лежит в кровати. Доктор что-то тихо говорит. Ну конечно, что Люка больна от горя и любви. И теперь все знают. Все.

Мама выходит вместе с доктором. Люка одна. Теперь все знают, даже Том, рыжая хозяйская собака. Даже вещи в ее комнате. Да, вещи знают. Они вдруг стали враждебными и насмешливыми. Полированный шкаф неприятно блестит, стол горбится и хихикает, стулья подбегают к самой постели и шаркают круглыми тонкими ножками. «Больны?.. А какой такой болезнью, позвольте узнать…» Синие и красные квадратики на обоях подталкивают друг друга углами и смеются тоненькими голосами: «Ждала… Не пришел. С носом осталась. С носом…»

…Люка открывает глаза. В окно светит луна, занавески тихо колышутся, розы под окном тихо кивают. И сейчас же над Люкой наклоняется Арсений.

— Арсений?.. Но ведь вы уехали.

— Я вернулся. Мне сказали, что вы больны. Я здесь. Я никуда не уйду. Спите…

И Люка засыпает.

Утро… Люка жмурится от солнца:

— Арсений, вы здесь?

— Да, да, спите, Люка. Я здесь. Я с вами.

Люка берет его за руку:

— Не уходите, мне страшно без вас.

— Я никуда не уйду. Я буду с вами всегда. Я люблю вас, Люка…

Люка счастлива. Но она так слаба, так беспомощна. Ей даже трудно вздохнуть.

— И я вас… — шепчет она.

И опять ночь.

Люка поднимает голову, Арсений сидит в кресле около ее постели.

— Арсений, я не умру?

— Но ведь вы совсем здоровы.

— Я боюсь, что умру. Я слишком счастлива. Поцелуйте меня, Арсений.

Он садится к ней на кровать, целует ее в губы. Свет луны падает на него, блестят черные глаза, блестят черные волосы.

— Люка, помните, в Петербурге?..

— Да. Я ждала вас, Арсений…

— Я женюсь на вас, когда вам будет шестнадцать лет.

— Еще так долго, полтора года…

— Но разве вам не хорошо?..

— Ах, мне хорошо, слишком хорошо.

Люка снова закрывает глаза.

— Пить, — говорит Люка хрипло.

— Люка, Люкочка, взгляни на меня. Ты узнаешь меня. Кто я?..

— Ты — мама, — произносит Люка медленно.

— Узнала меня. Пришла в себя, — радостно кричит Екатерина Львовна. — Доктор, она выздоровеет, она будет жить.

— Да, — говорит доктор, — теперь она поправится. — И щупает Люкин пульс.

Екатерина Львовна плачет. Слезы текут по ее измученному бледному лицу.

— Люкочка, деточка моя…

К постели подходит Вера, она тоже бледна.

— Ну и напугала же ты нас, Люка.

Вера улыбается, гладит сестру по щеке:

— Поправляйся скорей, цыпленок.

Какие все добрые, милые. Только где Арсений?.. Люка хочет спросить, но язык еще плохо слушается. Дверь скрипит. Это он. Но входит горничная и ставит букет роз на ночной столик. Розы, конечно, от Арсения. Даже спрашивать не надо. А он, должно быть, спит. Он так устал, ведь он не отходил от нее.

Люка улыбается. Как хорошо выздоравливать, как хорошо жить…

…Окно в сад открыто. Люка видит темные ели и кусок голубого неба над ними. Большая прозрачная стрекоза влетает в комнату. Вера кладет на Люкину кровать свое голубое шелковое платье: