Элита русской разведки. Дела этих людей составили бы честь любой разведке мира

Личная жизнь Стефана и его семьи оставалась неустроенной, а его положение — унизительным. Он был вынужден писать об этом руководству:

Обращаюсь с некоторыми личными вопросами.

Вопрос о гражданстве моем и моей семьи.

В 1932–1935 гг. и сейчас я уже заполнял анкеты на получение гражданства. Всякий раз мне говорили, что вопрос уже решен. Однако тот факт, что 12 декабря я не смог голосовать, показывает Вам, как обстоит дело в действительности. Необходимо только провести перемену фамилии. Вместе с тем я, разумеется, хотел бы, чтобы и моя жена, и мой ребенок получили советское гражданство. Прошу Вас распорядиться, чтобы это было сделано…

Вы поймете также, что для меня, если я снова сейчас буду работать за границей, важны не только мои идеологические убеждения, но и успокаивающее сознание того, что мои элементарные права партийца, сотрудника нашего учреждения и советского гражданина ограждены. Вы поймете также и то, как задел меня тот факт, что именно сейчас, 12 декабря, я не смог голосовать.

Поэтому прошу Вас распорядиться, чтобы эти мои справедливые пожелания были осуществлены.

С ком. приветом

Ваш СТЕФАН

Желание Стефана было удовлетворено. Он официально становится советским гражданином, но все так же переживает из-за своего вынужденного безделья.

19 декабря 1938 года помощник начальника отделения Сенькин представил рапорт на имя начальника отдела Деканозова (расстрелян в 1953 году по делу Берия) о выплате преподавателю 165 рублей за занятия со Стефаном. Последовала резолюция: «Т. Сенькин! Не занимайтесь чепухой. Стефана надо хорошо проверить, а не учить языкам. Деканозов».

В конце 1938 года новый руководитель Ланга в рапорте на имя Берии указывает, что Ланг уже 11 месяцев «сидит без дела». На этом рапорте «милостивая» резолюция: «Вр. устр. на другую работу вне НКВД. Л. Б.».

Так Стефан становится научным сотрудником Института мирового хозяйства и мировой политики АН СССР. На этом месте с его знаниями и опытом он действительно мог принести и принес немало пользы.

22 июня 1941 года гитлеровская Германия напала на СССР. Новое руководство разведки принимает решение направить Ланга на нелегальную работу в Латинскую Америку. Постоянным местом резидентуры была определена Аргентина, поддерживавшая в те годы политические и экономические отношения с фашистской Германией.

В ноябре 1941 года группа была готова к отъезду. Предполагалось направить разведчиков через Иран, Индию, страны Юго-Восточной Азии. На рассвете 7 декабря японские самолеты внезапно обрушились на американскую военно-морскую базу Пёрл-Харбор на Гаваях. Завязалась война между Японией и США. Этот путь стал опасным.

Начались поиски другого пути. Но по дороге, в Баку, Ланг заболел сыпным тифом. Затем Персидский залив — Тегеран — Карачи — Бомбей — Коломбо — и снова Персидский залив.

В июне 1942 года разведывательная группа вновь оказалась в Тегеране. В письме Стефана Ланга на имя начальника разведки — крик души:

Уважаемый товарищ Фитин!

Обращаюсь к Вам как к начальнику и товарищу. Вот уже 8 месяцев я со своими товарищами нахожусь в пути, но от цели мы так же далеки, как и в самом начале. Нам не везет. Однако прошло уже 8 ценных месяцев, в течение которых каждый советский гражданин отдал все свои силы на боевом или трудовом фронте. Если не считать 3-х месяцев, проведенных на пароходе и в Индии, где я все же что-нибудь да сделал для нашего общего дела, я ничего полезного для войны не сумел осуществить. А сейчас больше, чем когда-либо время ценно. Мне стыдно моего «трудового рекорда» во время Отечественной войны. Тот факт, что я лично в этом не виноват, меня не успокаивает.

Сейчас нам предстоит вновь неопределенность, выжидание. Этого я больше не могу совместить со своей совестью. Условия в странах нашего назначения с момента нашего отъезда из Москвы изменились. Поставленные тогда перед нами задания, насколько я понимаю, сейчас частично нереальны. Даже в самом лучшем случае нам потребуется 3–4 месяца, чтобы добраться до места. К тому времени война кончится или будет близка к концу.

Цель этого письма — изложить свои соображения и просить Вас как начальника и товарища помочь мне сейчас перейти на работу и нагнать потерянное время.

Прошу извинить за беспокойство, но я лишен возможности лично переговорить с Вами, а особые условия, в которых мы находимся, не дают мне другой возможности.

Разрешите мне вернуться в СССР и пойти на фронт для выполнения непосредственной для войны работы. Вы помните, что я уже был мобилизован от Политуправления РККА, откуда Вы меня сняли. Я могу работать для вас, но очень прошу — не в тылу. Наконец, когда Красная Армия перейдет немецкую границу — в Германию или Австрию, — для меня найдется достаточно работы.

Если я нужен, пошлите меня на подпольную работу, куда хотите, чтобы у меня было сознание, что я делаю что-нибудь непосредственно для войны, для победы против фашистов…