О его биографии до сих пор известны самые общие сведения. В Россию впервые попал еще в годы Гражданской войны в составе японских оккупационных войск. Был связным японской контрразведки с адмиралом Колчаком, который объявил себя Верховным правителем России, поддерживал контакты с американским экспедиционным корпусом во Владивостоке. Когда партизаны, как поется в хорошей песне, разгромили атаманов, убрались обратно и интервенты. Судя по всему, знакомство с революционным Приморьем не прошло для Отэ бесследно. (Выбираю именно это имя вслед за Владимиром Пещерским, пожалуй, самым авторитетным биографом Чичаева и его дальневосточного агента.) Наши разведчики отмечали несомненный ум и большую изворотливость Отэ, «силу привычки», которая привязала его к русским и дополнительным деньгам «для многочисленной родни», трезво оценивали и его авантюризм, без которого, наверное, не бывает таких людей. Но главное, Отэ действовал весьма результативно. Он сумел привлечь к работе на советскую разведку офицеров «Тура» и «Чопа» из штаба Корейской армии (так назывались японские оккупационные войска), сотрудников Главного жандармского управления «Сая» и «Ли», влиятельных лиц из белой эмиграции — «Осипова», «Фридриха», «Пана» и других.
Вот как оценила Сеульская резидентура одного из своих японских сотрудников:
«Регулярно дает большое количество материалов, исключительно подлинников. Дал много ценных материалов по разведке Японии в СССР, подготовке Японии к войне. Основные группы добываемых материалов: 1) секретные сводки и журналы Генерального штаба и других центральных органов; 2) сводки и оперативные документы японских органов в Маньчжурии — штабе Квантунской армии, Харбинской военной миссии и других военных миссий; 3) сводки и другие разведывательные и оперативно-стратегические материалы штаба Корейской армии; 4) описания маневров, руководства по боевой подготовке и т. п. материалы военного министерства».
Так в руки советской разведки попал и «меморандум Танаки». Аналогичный документ в ИНО ОГПУ вскоре получили и от резидентуры в Харбине. Значимость секретного документа была столь велика, что о нем доложили лично Сталину. Москва организовала «утечку» информации, и меморандум Танаки появился в американской печати. Как пишет один из современных исследователей, советское правительство не преминуло «погреть руки на попавшем в его распоряжение документе». А может, оно сделало именно то, что и было обязано сделать в такой обстановке?
Премьер-министр и министр иностранных дел Японии барон Гинти Танаки разработал план поэтапного установления японского мирового господства и обратился к императору Хирохито с просьбой содействовать его реализации. Танаки указывал цели, по которым предстояло наносить точные и неожиданные удары.
«Япония не сможет устранить свои затруднения в Восточной Азии, если не будет проводить политику «железа и крови», — писал Танаки. — Но, проводя эту политику, мы окажемся лицом к лицу с Соединенными Штатами Америки… Если мы в будущем захватим в свои руки контроль над Китаем, мы должны будем сокрушить США… Но для того чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того чтобы завоевать мир, мы сначала должны завоевать Китай. Если мы сумеем завоевать Китай, все остальные азиатские страны и страны Южных морей будут нас бояться и капитулируют перед нами…
Имея в своем распоряжении все ресурсы Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, Архипелага, Малой Азии, Центральной Азии и даже Европы. Но захват в свои руки контроля над Маньчжурией и Монголией является первым шагом…»
Воспаленному мозгу Танаки грезилась и Россия: «В программу нашего национального роста входит, по-видимому, необходимость вновь скрестить наши мечи с Россией на полях Монголии в целях овладения богатствами северной Маньчжурии».
Фантастичность замыслов поначалу вызвала у Чичаева сомнения: не фальшивка ли перед ним? Но почти одновременно документ такого же содержания был добыт Харбинской резидентурой и тщательно проверен на подлинность. В последующие 15–20 лет японские военно-морские и сухопутные силы действовали почти в полном соответствии с этими замыслами.
Вырисовывалась довольно полная картина стратегических замыслов самураев. А какова ближайшая тактика их внешнеполитических авантюр? Ответ на этот вопрос удалось получить, когда в 1927 году в Маньчжурии советская разведка перехватила карты и схемы, выполненные сотрудниками мятежного генерал-лейтенанта Андогорского по заданию японцев. В них были отражены планы военной экспансии Японии в Монголию через Халхин-Гол с последующим захватом Улан-Батора, оккупация МНР и превращение ее в опорную базу борьбы за русское Приморье.