Элизабет Финч [litres]

Анна в голос расхохоталась.

– Ну, в бикини она не появлялась. – (Я испытал дурацкое облегчение.) – Но так и быть, открою тебе секрет, Нил. У некоторых женщин больше одного купальника.

– Естественно. Я, пожалуй, возьму себе шнапса – плеснуть в кофе.

Это было смехотворным мальчишеством. Я уже признал – точнее, меня заставили признать, – что Анна, по всей вероятности, знает о частной жизни Э. Ф. больше моего. А теперь я обзавидовался из-за… плавания. И купальников. Случись это в прежние времена, я бы нахохлился и был осмеян, но сейчас не собирался доставлять Анне такое удовольствие.

– Так вот, – жизнерадостно продолжила она, – если ты действительно хочешь о ней писать, тебе придется дать слово и другой стороне.

– Какой еще стороне?

– Ой, я тебя умоляю. – Не спросив разрешения, она хлебнула шнапса из моей рюмки.

– О чем ты меня умоляешь?

– Не забывай, что ты был в нее влюблен. По-своему, бестолково и сбивчиво.

– Все не так, – запротестовал я. А потом с вызовом добавил: – Но это правда: я ее любил. Как и ты.

– Я – по-другому, но в сущности это верно. Не вижу проблемы.

– А я вижу?

– О, да. Но ближе к делу: ты бы поверил биографии, написанной любовником героини?

– Я не собираюсь писать биографию. И я не был ее любовником.

– Допустим, но неужели тебе не приходило в голову разыскать, к примеру, Джеффа?

– Джеффа? Этого засранца? Нахера мне его искать?

– Чтобы узнать мнение другой стороны.

– Другой стороны? Другая сторона, если я правильно помню, состояла только из Джеффа.

– Помнишь, что она сказала на первом занятии? Как-то так: «Возможно, я не всех устрою в качестве лектора». Для нас с тобой она была лучшим преподавателем. Но не для всех. Ребята хотели чего-то более традиционного. Даты, имена, факты – и отсюда общие представления. А не общие представления, из которых надо извлекать даты, имена и факты. Конечно, поначалу им было интересно, но затем это стало… доставать.

– Точно. Меня… и тебя… она доставала, то есть встряхивала мозги, заставляла думать снова и снова, чтобы искры в голове вспыхивали.

Анна улыбнулась мне нарочито-снисходительной улыбкой.

– Да, разжигала в голове искры. Но многие считали, что ее хлебом не корми – дай только запрячь любимого конька.

– Оседлать. Оседлать любимого конька.

– Без разницы. Людям не терпелось сдать экзамены и вернуться к нормальной жизни.

– Тогда они просто дураки.

– Нил, учитель-энтузиаст – это в некоторой степени удобный миф. На него иногда ведутся подростки, но никак не тридцатилетние лбы. А тебя, кстати, всегда тянуло к женщинам, которые все разложат по полочкам. Как я, например.

Я смешался, а затем вспылил. Анна, кажется, путала два совершенно разных этапа моей жизни.

– То есть ты ставишь себя на одну доску с Э. Ф.? – возмущенно спросил я, подразумевая: считаешь себя такой же знающей, такой же неподражаемой, такой же замечательной?

– Нил, у нас обоих волосы сединой тронуты, нам уже поздновато обижаться.

– Не знаю, не знаю. Но ты, очевидно, возомнила, что можешь все разложить по полочкам. Мне это уже не интересно. И мы, похоже, сильно отклоняемся от темы.

– Нет, не отклоняемся.

– То есть ты теперь отрицаешь, что Э. Ф. была одной из самых экстраординарных личностей, какие тебе встречались?

– Ничего я не отрицаю. Я всего лишь подвожу тебя к мысли – ничего не раскладывая по полочкам, – что не стоит превращать задуманную тобой книгу в хвалебный монолог. Не забывай, что говорила Э. Ф. о словах на «моно-».

– Я не забываю. Монологи монотонны, мономаниакальны и…

– …монокультурны.

Мы рассмеялись. Все стало на свои места, мы по-прежнему оставались друзьями.

– Но ты же не предлагаешь мне, правда ведь, советоваться с Джеффом?

– Могу дать тебе адрес его электронной почты.

– Черт возьми. – У меня в голове мелькнула тревожная мысль. – Вы же не… не это… с Джеффом?

Она подмигнула. На самом деле у нее плохо получалось подмигивать, так же как и правильно произносить некоторые просторечные английские фразы. То ли она подмигнула, то ли просто моргнула.

– Ох уж эти мужики, – только и сказала она. – Ох уж эти англичане.

Домой я привез солидную головку сыра и пару репродукций «алкмарского Рембрандта». Мысленно продолжая перепалку с Анной (и при этом понимая, что следую ее совету), я включил компьютер.