Элизабет Тейлор

Тем не менее, когда через несколько дней Бертон ей позвонил — с тем, чтобы предупредить, что не приедет к ней в Калифорнию, как то было заранее договорено, — Элизабет немедленно вылетела на Восточное побережье, чтобы немного побыть с ним в гостях у их адвоката Аарона Фроша в местечке Куог на Лонг-Айленде. Пропустив для храбрости стаканчик, Ричард встретил ее в аэропорту в лимузине с шофером. Не успели они доехать до дачи адвоката, как Ричард уже велел ей проваливать подальше, чтобы глаза его ее не видели. Вся в слезах, Элизабет была вынуждена подчиниться, велев шоферу отвезти ее назад — в Нью-Йорк, в отель «Ридженси».

Там она позвонила своему пресс-агенту и 4 июля 1973 года приняла свою собственную Декларацию независимости.

«Я твердо убеждена, что для нас с Ричардом имеет смысл некоторое время пожить раздельно, — говорилось в ее заявлении. — Возможно, мы слишком сильно любили друг друга — я никогда не верила, что такое возможно. Но мы то и дело залезали друг к другу в карман, никогда не разлучаясь — разве только, когда речь шла о жизни и смерти, — и, как мне кажется, это стало причиной временного непонимания между нами. Я всем сердцем убеждена, что разлука в конечном итоге снова сведет нас вместе — как то и должно быть. По всей видимости, я через несколько дней вернусь в Калифорнию, к матери, к тому же у меня там много старых друзей. А ведь друзья для того и существуют, чтобы помогать друг другу в трудную минуту, разве я не права? И если кто-то усмотрит в моем последнем утверждении что-нибудь дурное, что ж, мне только остается сказать, что это на совести самого читателя, а не моих друзей или моего мужа. Пожелайте нам всего доброго в это трудное для нас время. Молитесь за нас».

Прежде никакая кинозвезда не решалась публично заявить о своих личных проблемах, но ведь Элизабет Тейлор прекрасно знала, что она не просто кинозвезда. В свои сорок с небольшим она превратилась в легенду и являлась женщиной, чья слава и чья красота на протяжении тридцати лет завораживали весь мир. Она стала явлением мирового масштаба, и ее заявление тотчас же породило громадные заголовки в газетах всего мира, потеснив на первых страницах даже Никсона и Уотергейтский скандал. Сделав свое заявление, Элизабет улетела на частном самолете в Калифорнию, оставив репортеров и фотографов рыскать по Лонг-Айленду, в надежде узнать мнение Бертона.

Сидя за столиком со стаканом водки в руке, Бертон устроил нечто вроде пресс-конференции. Было видно, что мелодраматическая выходка жены его только позабавила.

«К тому шло, к тому шло, — заявил он. — Знаете, когда двое вспыльчивых людей то и дело обрушивают друг на друга свой гнев, а иногда, чего греха таить, доходит дело до рукоприкладства, что ж, как я уже сказал, к тому все шло. Нельзя тереть две палки друг о друга и не знать, что в результате вспыхнет огонь. Возможно, толчком ко всему послужило мое равнодушие к личным проблемам Элизабет, — продолжал Бертон. — Ведь у меня всего лишь двадцать четыре часа в сутках. Я читаю, пишу, снимаюсь. Элизабет же постоянно выискивает для себя проблемы — не одни, так другие. То она переживает из-за своей фигуры, то из-за семьи, то из-за цвета зубов. По ее мнению, я должен все бросить и целиком посвятить себя ее проблемам, а я не могу...»

«Возможно, здесь виной что-то еще. Не знаю. Женщины — странные создания. Кто возьмется сказать, что там происходит в голове у женщины? Я не разговаривал с ней после этого ее заявления. Самое страшное, что я нахожу все это ужасно комичным. Что ни говорите, а ситуация просто потрясающая».

Когда же один репортер спросил его о возможности развода, Бертону стало не до смеха.

«Нет никаких поводов для сомнений в нашей любви и преданности друг другу, — заявил он. — И я вовсе не считаю, что мы с Элизабет разошлись... Просто временно наши личные и профессиональные интересы вынуждают нас жить порознь. Между прочим, даже паспорт Элизабет хранится у меня. Неужели это говорит о том, что она меня бросила?»

Остальной мир тоже ломал голову над этой размолвкой, однако никто не верил, что она продлится долго.

«Они разошлись, потому что они Бертоны, а это — невыносимое напряжение, — заявил Питер Устинов. — По-моему, нам следует ждать их примирения».

«Я легко могу себе представить, как этот здоровенный валлиец опускается на колени и с хитрецой в глазах вымаливает у нее прощение, — заметил Лоренс Харви. — Элизабет, выслушав его и простив, гоже в экстазе опускается на колени — и они снова упадут в объятья друг к другу».

«Я был с Бертонами в Риме полтора месяца назад, — сказал режиссер Франко Дзеффирелли, — От меня не ускользнуло то, что Элизабет пыталась справиться со все возрастающей агрессивностью Ричарда и его неприятием того, как она помыкала им. А она привыкла помыкать им с самого начала их отношений. По-моему, Элизабет искусственно вызвала эту катастрофу, чтобы проверить, насколько еще сильны их чувства друг к другу. Она пыталась напугать Ричарда, чтобы ему стало ясно, что он все еще любит ее и нуждается в ней».