«Все время, пока Лиз говорила, она то и дело срывала листья с растущего рядом со столиком куста, — вспоминал Боб Колачелло, исполнительный директор «Интервью», бульварного ежемесячника, издаваемого Уорхолом. — Она срывала с куста эти листья один за одним и складывала их в кучку посередине столика. Странно было смотреть на все это. Она объясняла Энди, как много значил для нее Ричард Бертон, как важен был для нее их брак, и сколь несчастна она сейчас, после того, как их брачный союз распался. Когда она слишком распалилась, Энди тоже занервничал. Заметив это, я подошел к нему, но Лиз набросилась на меня с криками: «Убирайся отсюда! К чертовой матери, убирайся отсюда!» И я попятился прочь. Бедняжка. Она действительно не находила себе места. Мне еще ни разу не доводилось видеть ее такой. Весь день я не решался подойти к ней. В любой момент она могла расплакаться».
Элизабет в буквальном смысле слегла от горя — она лежала в постели в своем номере в стиле барокко, где между приступами истерики изливала душу друзьям.
«Я больше не хочу терять от любви голову, — говорила она. — Я больше не хочу отдавать кому-то всю себя целиком. Это слишком болезненно. Я ничего не оставляла себе. Я все безоглядно отдавала ему — мою душу, мое тело — всю себя... И только набила себе синяков. Ох, как мне больно! Я, как улитка, ушла в себя. Я знаю, что нельзя этого делать. Вот почему мне сейчас так плохо. Вначале это было просто ужасно, я не могла показаться на людях. Я просто отгородилась от всех в своем номере и сидела в нем до сих пор, пока не поняла, что от этого мне становится еще хуже, и что мне никак не удается избавиться от душевных мук».
Через несколько дней Элизабет заставила себя выйти к обеду. За обеденным столом она наткнулась на своего знакомого из Пуэрто-Валларта и принялась умолять его, чтобы тот позвонил Ричарду — ей так хочется услышать его голос. Не в силах сдержать слез, Элизабет сказала:
«Ну, пожалуйста, прошу вас, позвоните ему. Он не станет разговаривать, если ему позвоню я, а вот вам он не откажет. Пожалуйста, наберите его номер. Умоляю вас».
Тем не менее, знакомый не пожелал ввязываться в эту историю. У Элизабет началась истерика, и ее пришлось в срочном порядке доставить обратно в отель. Энди Уорхол, свидетель этой сцены, заметил:
«Господи, ведь у нее есть все — очарование, деньги, красота, ум. Ну почему же тогда она так несчастна?»
В это время саму Элизабет Тейлор и ее душевные страдания лучше всех понимал Генри Уинберг, сорокалетний торговец подержанными автомобилями, с которым она за несколько недель до описываемых событий познакомилась благодаря Питеру Лоуфорду в Калифорнии. Уинберг немедленно прилетел в Рим, поселился в «Гранд-Отеле» и позвонил Элизабет, чтобы проведать ее состояние. Она пригласила его к себе в номер чего-нибудь выпить. С этого момента они стали неразлучны.
«Бедная Элизабет, — говорил Уинберг. — Сейчас она как никогда нуждается в утешении, и я способен дать его ей. Она действительно не может жить без меня».
Элизабет была больше не в состоянии терпеть одиночество. Неудивительно, что у нее начался очередной роман с красавцем-голландцем, с которым она пыталась обрести утешение и былую уверенность в себе. Их не раз фотографировали вместе — вот они идут, взявшись за руки, сидят за столом, танцуют, целуются.
«Скажем так — нас связывает по-настоящему теплая дружба», — заявил Уинберг репортерам.
«Я нахожусь в надежных голландских руках», — призналась Элизабет — она продолжала сниматься в ленте «Место водителя», и Генри каждый день провожал ее на работу и обратно в отель. Вскоре после этого они слетали в Голландию на день рождения его отца (тому исполнилось 65). В Амстердаме Элизабет помогла собрать 184 тысячи долларов в пользу израильских вдов и сирот, погибших в ближневосточном конфликте. Вместе с Генри, который по крови был наполовину еврей, она купила бриллиантовое колье за две с половиной тысячи долларов и продала свое жемчужное ожерелье за 800.
«Причина, по которой я устраиваю ради жертв войны это небольшое представление в духе Элизабет Тейлор, заключается в том, что мы все обязаны заботиться о людях, потерявших своих родных и близких, — заявила актриса. — Я не скрываю своих произраильских симпатий, но еще больше меня волнует судьба всего человечества».
Из Голландии она вылетела в Лондон навестить Лоренса Харви, который в то время умирал от рака.
«Сначала, когда они только прибыли, я пыталась изобразить радость, — рассказывает Полин Харви. — Но...»
Этот неожиданный визит сильно встревожил миссис Харви, ведь ей было прекрасно известно, какими скорбными и слезливыми были телефонные звонки Элизабет.
«Возле постели больного Элизабет вела себя в том же самом мелодраматическом духе. Она беспрестанно рассуждала о жизни и смерти».
«Кажется, это вторая ее любимая тема для разговоров. Первая — бриллианты, — однажды сердито заметил Ларри после одного из ее звонков. — Я не слишком здоров, чтобы говорить с ней, — добавил он. — В следующий раз, когда она мне позвонит, скажи ей, что меня нет дома».