Элизабет Тейлор. Жизнь, рассказанная ею самой

Явившись в Пуэрто-Вальярта на съемки, мы превратили округу черт-те во что. Тихая, сонная деревушка стала Содомом и Гоморрой, вместе взятыми. Почти со всеми актерами приехали нынешние и бывшие мужья и любовники, жены и любовницы, а также друзья и приятели, приятели друзей и друзья приятелей… Притащился Теннесси Уильямс со своим очередным любовником, а также безумные толпы репортеров всех мастей и стран.

Мы с Ричардом тоже не были в одиночестве, кроме Лизы с нами сразу приехал Майкл Уайлдинг, мой бывший супруг и отец моих мальчишек, а также множество помощников и учитель для Лиз. Майкла больше не приглашали сниматься, пожалуй, нашим браком я основательно испортила ему актерскую карьеру (хотя портить было уже нечего), и мы пригласили Уайлдинга в качестве агента Ричарда. В знак благодарности я просто позволяла бывшему супругу не остаться одному и без денег, потому что агент из него был отвратительный. Но роли мы способны добывать и сами, гонорары выколачивать тоже, а просто со связью Майкл справлялся легко.

Наша компания оказалась слишком велика, чтобы селиться как попало, и мы купили четырехэтажный особнячок «Касса Кимберли» со своим пляжем. Туда привезли и Марию, а когда на каникулы прибыли еще и мальчишки… От шума и гвалта, царившего в доме круглые сутки, Ричард сбежал во второй дом, соединенный с нашей территорией мостиком.

– Ричард, надеюсь, ты не сделаешь мостик подъемным и не углубишь ров между берегами?!

– Обязательно сделаю, еще и прикажу выстроить огромную стену, повыше Великой Китайской, чтобы вы не смогли перебраться.

– Мы так тебе надоели? О! Что же делать нам, несчастным?! Я придумала: мы устроим подкоп под твоей стеной, и она рухнет!

Но, несмотря на все ссоры, споры и обиды, это было великолепное время.

Ой, Майкл, я же тебе не рассказывала, что в меня там метали ножи! Да-да, причем с моего согласия! И в Бартона тоже. Это был настоящий бродячий цирк, забредший в деревню в поисках заработка. Если есть любопытные, почему бы не воспользоваться? Я потащила Ричарда и детей посмотреть. Правда, он говорил, что первым заметил въезжающий цирк, но Бартон врал, это я услышала и позвала всех.

Главное не в том. На площади собирался выступать метатель ножей. Он делал это довольно ловко и уверенно, а заметив нашу веселую компанию, неожиданно вытащил на середину меня, предложив встать в роли мишени. Кажется, Ричард едва не заработал инфаркт, наблюдая, как совсем рядом с моим лицом в доску впиваются, посланные сильной рукой циркача, кинжалы. Лиза стояла, в испуге чуть вскрикивая: «Ой, мамочка!»

А потом дрожала я, стараясь не подавать вида, потому что кинжалы метали уже в Ричарда. Бартон выдержал представление блестяще, не моргнув глазом. В общем, мы вполне стоили друг дружки.

Для меня самую большую проблему представляли полчища блох, которые страшно кусались. А Ава Гарднер и остальные красотки?.. Они куда мельче, хотя укусы больнее. Но у Ричарда была я, ни к чему ему всякие Авы и Деборы со Сью. Мне кажется, именно там Ричард осознал, что любит меня со всеми моими недостатками, с моей шумной огромной семейкой, от которой периодически удирал через мостик на свою виллу, с моим незнанием Шекспира и головой, полной опилок вместо стихов. Он любил меня, а не мою известность и заработки. А я его, и потому была готова принести все, чего к тому времени добилась, к ногам любимого. Ричард принял этот дар, одарив меня в ответ настоящим счастьем (ну и много чем еще впоследствии, ведь самые крупные бриллианты подарены им).

А у Авы Гарднер я заметила одну мелочь, очень ей мешавшую (но говорить не стала, все же мы не близкие подруги, да ей и не нужен мой совет). Этому когда-то научила меня мама, вернее, однажды сказала, а я запомнила: ничто так не старит женщину и не портит ее лицо, как сдвинутые брови. Суровой озабоченности на женском лице не место! Она способна изуродовать самые красивые черты. Если хочешь, выглядеть звездно и царственно, привыкни к приветливому выражению, и навсегда запрети своим бровям изламываться или сдвигаться.

У Авы Гарднер красивое, симметричное лицо, но вот брови… Да-да, они изломаны, что исключало величественное выражение. А ведь этим страдают многие красавицы, да что там многие – все! Спасибо тебе, мамочка, за учебу. Мое лицо оставалось безмятежным, даже когда хотелось убить кого-то или повеситься самой. Это привычка, выработанная годами и годами же поддерживаемая. Можно изобразить гнев, недовольство, просто раздражение, но сразу после этого лицо нужно вернуть в прежнее состояние величавой доброжелательности. Мамочка молодец, я настолько привыкла, что делаю это не задумываясь.