Елизавета Петровна

Два современника Шувалова оценивали его деятельность негативно. Екатерина II предпочла изложить мнение о нем не от своего имени, а от имени толпы, якобы высказывавшей свои суждения во время похорон Петра Ивановича. Вынос тела по какой-то причине задерживался; и толпа проявила подозрительную осведомленность о махинациях покойного: «Иные вспомнили, — писала Екатерина в „Записках“, — табашный того Шувалова откуп, говорили, что долго его не везут по причине той, что табаком осыпают; другие говорили, что солью осыпают, приводя на память, что по его проекту накладка на соль последовала, иные говорили, что его кладут в моржовое сало, понеже моржовое сало на откуп имел и ловлю трески. Тут вспомнили, что трески ни за какие деньги получить нельзя и начали Шувалова бранить и ругать всячески. Наконец, тело его повезли из его дома на Мойке в Невский монастырь. Тогдашний генерал-полицеймейстер Корф ехал верхом пред огромной церемонией, и он сам мне рассказывал в тот же день, что не было ругательства и бранных слов, коих бы он сам не слышал против покойника, так что он вышел из терпения, несколько из ругателей велел захватить и посадить в полицию, но народ вступился за них, отбил было, что видя, он оных отпустить велел, чем предупредил и удержал, по его словам, тишину».

Второй современник, разделявший мнение М. М. Щербатова о корыстных интересах, преследуемых П. И. Шуваловым при осуществлении предлагаемых им реформ, тоже принадлежал к сановной бюрократии. Им был генерал-прокурор Сената Я. П. Шаховской, подробно описавший высказанные П. И. Шувалову обвинения в присутствии И. И. Шувалова, пытавшегося примирить враждовавших друг с другом вельмож. В отличие от императрицы, Шаховской признавал за Петром Ивановичем «острый и проницательный ум», но высказал в его адрес наряду со справедливыми упреками немало огульных, навеянных враждой. Шаховской вслед за Щербатовым обвинил Шувалова в том, что по его настоянию было ограничено производство пермской соли и увеличена добыча эльтонской в корыстных целях, — чтобы государственные крестьяне, издревле жившие доходами от поставки дров на соляные варницы, теперь, в связи с их закрытием, работали на его Гороблатодатских заводах. Обвинение зряшное, ибо сокращение добычи пермской соли было связано с истощением соляных источников.

Столь же несправедливым был упрек Шувалову в отмене внутренних таможенных пошлин: «…в том ваши же собственные пользы почитают, что тем освободилось ваше железо от платежа внутренних пошлин». Пошлины были отменены в 1754 году, а Гороблагодатские заводы Шувалов получил год спустя.

Шаховской далее обвинил Шувалова в создании для поставщиков вина льготных условий, которыми воспользовался сам, поскольку был крупным подрядчиком. Обвинение было бы справедливым, если бы льготы распространялись на одного Шувалова. В действительности ими воспользовались десятки дворян, поскольку винокурение стало дворянской монополией.

В упрек Шувалову Шаховской поставил и создание ассигнационного банка, кредитами которого прежде всего воспользовался он сам, но услугами банка пользовались и другие вельможи.

Знал ли П. И. Шувалов о резко негативной оценке современниками своей деятельности и враждебном отношении к своей персоне? Бесспорно, знал, ибо появление его недатированной записки относится к доказательствам того, что автор предпринял попытку оправдаться перед современниками и потомками и отнюдь не мрачными красками изобразил свою деятельность, не забывая подчеркнуть, что он руководствовался не личными интересами, а государственной пользой. Содержание оправдательного письма Шувалова столь же далеко от истины, как и большинство оценок, огульно осуждавших его деятельность. Подробные отзывы современников о П. И. Шувалове понадобились нам для того, чтобы убедить читателей в их несправедливости и предвзятости, в необходимости их пересмотра.

Чтобы раскрылся талант государственного деятеля в условиях абсолютной монархии, недостаточно необходимых для этого дарований; в дополнение к ним надобно было располагать личным доверием государя или государыни, иметь родственные связи с ними, пользоваться покровительством влиятельных при дворе вельмож, особенно фаворитов. Петр Иванович не сразу располагал всем набором условий, обеспечивших ему блистательную карьеру.

Вместе со старшим братом Александром Петр Иванович встретил 1741 год, когда цесаревна Елизавета стала императрицей, в скромной должности камер-юнкера. Хотя братья и не занимали ключевых позиций в событиях в ночь с 24 на 25 ноября, но переворот вознес их на вершину славы и величия — награды посыпались одна за другой: 24 декабря 1741 года оба были произведены в действительные камергеры, а в день коронации, 25 апреля 1742 года, Петр Иванович был награжден орденом Александра Невского, а 15 июля 1744 года пожалован генерал-поручиком.