Опустошенность во взгляде Фараона болезненно мне знакома. Таков взгляд человека, который вот-вот потеряет все и понимает, что наверняка в какой-то момент мог что-то предпринять и предотвратить беду, но также знает, что теперь спасать положение давно уже поздно.
Именно этот взгляд я видела у себя в зеркале ванной каждый день первые четыре года жизни в Элизиуме. Тогда я еще оплакивала Нотта в той же мере, что и Сиару. Пыталась понять, как могла подарить ему больше любви, что могла сказать, чтобы унять его кошмары, и почему не предвидела его предательства.
Вспомнив об этом, я чувствую приступ отвращения – к былой себе, за то, что винила во всем себя саму, и к Нотту, который сейчас обещал пытки Солу с той же легкостью, с какой когда-то обещал подарить мне целый мир. Словно провод под током, ненависть извивается у меня под кожей, и, подпитываясь ею, я встаю.
– Если тронешь их, я тебя убью, – говорю я.
– Попробуй, – предупреждает Сиара. – И я разорву на тебя на части.
– Не сейчас, милая.
– Любопытно, – произносит Нотт. Он встает рядом с Сиарой и одаривает меня долгим взглядом. – Похоже, в конечном счете я в тебе не ошибся. Я знал, что эта скверна в твоей силе поможет вам с ним сойтись. И после этого Фараон с Солом еще смеют читать мне нотации об уникальности связи Снов и Кошмаров?
– Подобное кощунство порой бывает допустимо, – отвечает Фараон, не сводя глаз с Сола.
– Надо же, как удобно, – хмыкает Нотт.
Я протягиваю руку к Сиаре.
– Сиара, прошу. Пойдем со мной. Позволь мне увести тебя отсюда. Позволь помочь тебе.
– Ты вознамерилась спасти ее от меня? – уточняет Нотт. – От меня, ее Кошмара? Кто из нас двоих в самом деле хочет ее погубить, Эвелин?
– Ей просто придется научиться жить без тебя.
– Не говори ерунды, – отрезает Нотт. – Лишившись своего Кошмара, Сон не становится обратно человеком. Он доживает свои дни разбитым пережитком прошлого, вечно помня об этой утрате. Взгляни на своих пренеприятнейших спутников. – Он указывает в сторону Сола и Фараона, и я невольно смотрю на них. – Когда-то у Фараона была свобода воли, но он разрушил ее ради Сола. Если сейчас я убью Сола, Фараон вовсе не возрадуется обретенной свободе. Он не «научится жить» без Сола, а будет ненавидеть меня до конца жизни – равно как Альба будет ненавидеть тебя вечно уже за один лишь намек на желание мне навредить.
– Я не собираюсь тебе вредить, – говорю я. – Я просто убью тебя на хуй.
Нотт отпускает Сиару, и она мчится ко мне. Словно таран, она снова впечатывает меня в стену, и я кричу, ударившись больным плечом. Сиара вцепляется мне в горло и тянет к себе. Я успеваю заметить, как она заносит кулак для удара, но тут между нами вспыхивает черное пламя, и Сиара, изумленно выругавшись, отшатывается прочь. Я спотыкаюсь, кашляю и смотрю на Сола.
– Не смей, – повторяет он Нотту, – поднимать на нее руку. Она наша.
– Значит, с вами она и умрет, – говорит Нотт. – Ровно так же медленно.
Земля смещается у меня под ногами. Баюкая больную руку, я подступаю ближе к Солу и Фараону: они измучены, но их защита, хоть какая-нибудь, мне все равно нужна. Воздух шипит от магий, которые скапливаются вокруг: с одной стороны ад, с другой – неумолимый океан. Сол говорил, что он сильнее всех Кошмаров, но здесь все запятнано рукой Нотта. Шестнадцать лет он обустраивался в катакомбах как у себя дома. И что куда важнее, он напитал Фараона своим колдовством до краев. Удивительно, как тот еще вообще способен дышать.
Нотт был прав: Фараон слишком слаб. Когда-то он так испугался встречи с Солом, что доверился Нотту, а Нотт запер его в клетке, тем самым навсегда лишив пару Сульфура возможности с ним бороться. Если я ничего не предприму, мы просто умрем здесь. Но, даже размышляя о чуде, я понимаю, что ничем не смогу помочь. Я всего лишь Сон без пары, неподготовленный медиум с лей-линией, прицепленной к моей собственной душе. Лучшее мое оружие сейчас – это «Роз», но если я назову Сола так, то уничтожу их с Фараоном даже раньше, чем это успели бы сделать Нотт и Сиара.
У нас нет ровным счетом никаких шансов выйти отсюда живыми, но я все равно тянусь к Солу.
– Прошу тебя, Сол. Прошу, не тронь мою малышку.
– Замолчи, – предостерегает меня Фараон.
– Сиара, – зову я. – Прошу.
– Меня зовут по-другому, – говорит Сиара. – Нотт, так мы будем их убивать или нет?
Нотт – так она его зовет. Будто он ей вовсе не отец и вообще никогда не был никем, кроме этого полного ненависти чудовища. Я смотрю на Сиару, затем на Нотта, и на меня снисходит головокружительное озарение. Мне нужен не Роз.