– Ах, это? Всего лишь ЭМИ… Я только что вырубил всех этих роботов снаружи. Ха-ха-ха-ха!
– Ты… что?
Лицо генерала побледнело, мгновенно вытянувшись и покрывшись испариной, а Лихтенберг Юнг подошёл к его столу и, опершись на него рукой, полностью игнорируя наставивших на него оружие солдат за спиною, ехидно процедил:
– Тебе конец, Эндрю. За тобой уже идут. Ну что? Как самочувствие?
– Как?.. Как ты смог? Ведь мы с тобой были заодно… – непривычно тихо, срывающимся голосом проговорил генерал Андрии. – Я же видел… Тебе нравилось…
– Всё, что ты видел – обман! Я был готов на всё, на всё, ты слышишь?!
– Чудовище…
– А, что? Чудовище?! Да, конечно… Чудовищ создавать ты у нас умеешь. И я не об эльксаримах сейчас говорю. Хочешь, расскажу, где я служил два года назад? Думаешь, в Техасе? – похоже, что генерал не мог больше произнести ни слова. – А остров Крон ни о чём тебе не говорит?! А?!
Вооружённые охранники за спиной его ждали приказа – но их командир утратил дар речи. Он замер, немигающим взглядом уставившись на того, кого привык считать своим самым близким союзником. Единственным союзником.
– Ты! Уничтожил всю мою семью! И я поклялся уничтожить тебя любой ценой. Моя жена! Моя дочь! Мои родители! Все погибли по твоему приказу! А как же «папа»? У меня нет никакого папы! – кричал Лихтенберг, скаля зубы, и сердце колотилось у него в висках, распалённое чистейшим злорадством. – Тем, кого я называл «папой» по телефону – был президент! Ричард! Глесс! Впрочем, он стал мне ближе отца. А теперь ты умрёшь, Эндрю! – он вновь залился безумным торжествующим хохотом.
А генерал обмяк на своём кресле, словно пустая оболочка. Бритая голова его свесилась, будто отпустил ниточки невидимый кукольник позади.
– Уведите, – только и смог выдавить он. – В камеру.
– Ха-ха-ха-ха! Победа! Да здравствует Ричард Глесс! Да здравствует Ричард Глесс!!!
Эти безумные выкрики стальным эхом разносились по коридорам, пока мятежника тащили в его темницу. Лихтенбергу уже было всё равно. Он мог бы с радостью умереть в этот миг, зная, что свершил свою месть. Генерал, несомненно, был обречён. Меон вот-вот будет здесь. А все остальные эльксаримы – во Флориде. Даже на самом быстром сверхзвуковом самолёте они не успеют вернуться и спасти своего хозяина. Как бы он ни прятался, как бы не скрывался за спинами бойцов, охраны – Меон придёт и прикончит его. Потому что ещё вчерашним утром он прослушал созданную заранее аудиозапись голоса Эриха Кастанеды – его основного хозяина. «Милеон. Пришла пора совершить то, для чего я сделал тебя эльксаримом. Приходи на гаттарийскую военную базу и убей генерала Андрии. Я буду ждать тебя там». Профессор Кастанеда был, как всегда, харизматичен. Он мог бы просто приказать Меону убить генерала. Как будто этого было бы мало. Но подумать только, какую сильнейшую мотивацию он создал для своего эльксарима. Милеон не видел хозяина полгода. Да он генерала из-под земли вытащит! В конце концов, этот подлец просто обязан пасть жертвой изобретённого им же оружия. И, выкрикивая имя президента снова и снова, Лихтенберг ликовал без удержу! Не вспоминая пока о том, на какие жертвы пришлось пойти, сколько ужасов пришлось ему вытворить – он хотел в этот миг сполна насладиться свершившейся местью. Местью, которой он жил все последние годы.
– Да здравствует Ричард Глесс! – в очередной раз выкрикнул Юнг, и слёзы брызнули из глаз. – Петра!.. Я отомстил за тебя!
А генерал сидел в своём кресле, как манекен. Словно бы смерть пришла за ним пораньше. Ему не хотелось шевелиться. Не хотелось никуда бежать. Не хотелось прятаться, звать на помощь, или что там ещё принято делать, оказавшись в смертельной опасности. Он только что окончательно понял, что за неведомое ранее чувство заставляло сердце ныть каждый раз, когда разум указывал ему на очевидные свидетельства предательства подполковника Лихтенберга. Генералу Андрии было семьдесят пять лет. Но нет, его не хватил инфаркт. Просто он осознал, что единственный человек, которого он мог бы сделать своим наследником – в гробу такое наследство видел. Единственный, в ком он узнал подобного себе – оказался предателем. А время на поиски нового союзника стремительно ускользало сквозь пальцы… Да и может ли он на самом деле существовать? Вся его жизнь оказалась не более чем… приятной игрой. Игрой, в которую он играл один против всех. Эта игра никак не могла пережить его самого…