Эльксарим. Дети-киборги 2

Когда вернулись учёные, один из них подошёл к ней, и Милисента вдруг узнала в нём того самого сгорбленного старикашку, вместе с генералом посетившего полгода назад их дом.

– Это вы! – удивлённо воскликнула она.

– Меня зовут Эрих Кастанеда, – представился тот. – Думаю, ты обо мне слышала. Ничего, если мы положим к тебе ещё одного пациента? У нас здесь не так много палат, как хотелось бы.

Рассел притащил откуда-то ширму и уже начал устанавливать её между койками, когда Мисси уверенно произнесла:

– Это не обязательно. Я не слабонервная, если что.

– Ширма останется, – настоял Кастанеда, и медики скрылись за перегородкой.

«Опять у них какие-то секреты?» – подумала панта, чувствуя неловкость.

Поставив пациенту катетер, профессор Кастанеда посмотрел ему в глаза. Агент Лихтенберг отвернулся, отрешённый взгляд его застыл, уткнувшись куда-то в перегородку, за которой скрывалась койка Милисенты.

– Может, вас хотя бы отключить предварительно? Я имею в виду, наркоз?

– Никаких посторонних медикаментов, вы же понимаете. Сам отключусь как-нибудь, – проговорил Юнг сухим голосом робота.

Тогда Эрих вздохнул и взялся за шприц.

По прошествии времени Эрих ненадолго вышел. Рассел Флинт остался с пациентом, которому только что сменили капельницу.

– А что, генерал по-прежнему балуется пытками?

– Ага. Я уже понял, что это его фетиш. Пришлось даже поучаствовать… – пробормотал Юнг, словно о чём-то будничном. – Похоже, он заглотил наживку.

– Вы что… вместе с ним пытали кого-то?!

– Хм… Это было весьма омерзительно. Но главное, что послужило на руку…

Лицо Лихтенберга внезапно побледнело, он поднял свободную руку и схватился за переносицу. Всё тело его начало мелко дрожать, а дыхание участилось и стало неровным. Разговор прервался. Рассел кинул взгляд на дестабилизировавшиеся показания прибора и вновь сосредоточил внимание на пациенте.

– Ненавижу этот момент… – выдавил тот, с усилием опустив руку обратно. – Подержишь?

Дрожь, бившая его, постепенно усиливалась, переходя в явные судороги. Лицо потеряло осмысленность, и голова запрокинулась в спазме.

– Да ты силён, как чёрт! – воскликнул Рассел, пытаясь удержать бьющиеся в конвульсиях конечности агента. – Меон, помоги!

Эльксарим появился в палате почти сразу, точно призвавшись из иного измерения. Он взобрался на пациента сверху, зафиксировав разом его руки и ноги, а Рассел тем временем пытался отвернуть в сторону верхнюю часть его тела, опасаясь, что Юнга может вытошнить. Через некоторое время в палату вернулся Кастанеда.

– Что тут у вас происходит?

Флинт выдохнул и стёр со лба испарину, откинувшись на стуле.

– Фух… Действительно отключился.

Эльксарим Меон неподвижно стоял у перегородки, обмякшее тело Лихтенберга было всё ещё подсоединено к капельнице, раствор в которой успел истечь наполовину.

– Что с ним случилось?

– Судорожный приступ, – озвучил, наконец, Флинт.

– В инструкции это перечислено как нормальный побочный симптом, – Эрих всё равно нахмурился. – Рассел, не оставляй его, пожалуйста. Возможны и более тяжёлые реакции. Если потеряем его, операцией противостояния тебя заставлю руководить.

– Да понял я, понял, профессор.

День клонился к вечеру. Впрочем, понять это в палате, лишённой всяких окон, возможно было только по часам на экране компьютера. Милисента как раз поужинала и погрузилась в чтение интересной электронной книги, но протяжный писк вдруг вырвал её из мира фантазии. Вытянув шею, девочка кое-как заглянула за перегородку. Сердце её разом ухнуло в пятки. Неподвижное, бледное тело человека по-прежнему лежало на кровати, а на экране прибора, рядом с мигающей красной лампочкой, ползла ровная прямая линия.

– Рассел!!! – во всё горло завопила Милисента. – У мистера Лихтенберга сердце встало!

– Твою мать! Твою мать! Твою мать!.. – медик влетел в палату, словно молния, и сразу приступил к непрямому массажу сердца. – Я же только в туалет отошёл!

Юнг открыл глаза и увидел перед собой каменный потолок пещерной палаты. Повернул голову. Стойка капельницы была отодвинута к стене. Косматый затылок медикомеханика шевельнулся, и усталое лицо обратилось в его сторону, отвернувшись от экрана с игрой.

– Доброе утро, супермен. Как себя чувствуете? – произнёс Рассел как будто с укором.

В теле ощущалась небольшая ломота, но вместе с тем бодрящий прилив сил. А вот грудную клетку ломило чуть больше обычного. Лихтенберг приподнялся на локтях и оглядел собственную грудь, показавшуюся из-под одеяла. Волосатости на ней поубавилось.

– Ой. Было, да? – он виновато посмотрел на Рассела.

– Да чего только не было, – признался медикомеханик.

– Плохо. Он может заметить обгорелые волосы на груди…

– Так побрейтесь полностью и скажите, что вы гей! – вскричал тут Флинт, не удержавшись.

Юнг выпучил на него глаза, как нашкодивший ребёнок, которого застукали родители.

– Вы чуть копыта не отбросили! А думаете всё о генерале…

– Извини… Спасибо.