Эллинистический мир

разного рода реквизициями, как законными, так и все чаще

незаконными (по вине чиновников), – была более суровой, чем

до завоевания, так как теперь от него требовали больше

продукции.

Тем не менее тексты позволяют заметить некоторую

эволюцию. В III в. до н. э. положение египетского крестьянина

не было слишком плохим. Он отдавал свои руки царю

(поскольку ему принадлежала большая часть земель), а также

храмам и частным лицам. Контракт, который связывал его с

хозяином, был доброволен и подлежал обсуждению. Но со II в.

до н. э. положение ухудшилось, гражданские войны разорили

деревню; потерявший заморские владения царь стремился

заставить производить больше на земле, которой становилось

все меньше. Земли, отвоеванные с помощью ирригации у

85

пустыни, понемногу иссушались из-за того, что никто не

поддерживал в должном порядке гидротехнические сооружения.

Чиновники, все более самостоятельные и все менее

контролируемые, часто вели себя как настоящие деспоты. Все

труднее и труднее было найти крестьян для обработки земли.

Папирусы рассказывают нам, что, для того чтобы заставить

крестьян подписать контракт, приходилось прибегать ко всем

возможным аргументам – от призывов к преданности до пыток.

Средства, которые изыскивала администрация для выхода из

этого кризиса, зачастую были паллиативными, они даже

ухудшали положение. Безусловно, проводились необходимые

мероприятия, направленные на упорядочение <83> системы

откупов и говорящие о том, что хотя и существовала забота о

справедливости, но от нее легко переходили к мерам

принуждения. Более зажиточным крестьянам навязывалась

дополнительная аренда (epibole), появившаяся в 164 г. до н. э.,

вредное действие которой давало о себе знать даже в римскую

эпоху. С конца II в. до н. э. в деревне была установлена

коллективная ответственность, т. е. за общую сумму арендной

платы отвечала община царских земледельцев одной деревни.

От крестьянина требовали клятвы «оставаться на виду у

царских чиновников» (клятва Тебтюниса – 107 г. до н. э.): «До

выплаты аренды каждый день я остаюсь на виду на

сельскохозяйственных работах, не укрываюсь у священного

алтаря храма, не призываю ничьего покровительства и не

измышляю способов для бегства»). Всем было ясно, что

простого подписания контракта недостаточно. Аренду

продлевали – иначе говоря, во время серьезных кризисов ее

просто навязывали силой. Тем не менее крепостничество так и

не получило распространения. Феодальной 586 зависимости не

существовало: стратеги концентрировали в своих руках всю

власть, но у них не было крупных земельных владений.

Раздавленные системой угнетения, несправедливыми

арендами, крестьяне убегали. Анахоресис (бегство в пустыню)

был одним из наиболее ярких феноменов поздней

эллинистической эпохи, затем превратился в одну из ран

римского Египта, а с появлением первых христианских

анахоретов приобрел религиозную окраску. Однако, что бы там

ни говорили, пустыня может служить убежищем лишь

незначительному меньшинству, ибо без навыков кочевой жизни

там практически невозможно выжить. А вот Александрия с

86

массами неконтролируемого населения представляла собой

приманку тем более сильную, что там можно было найти работу

и храмы, всегда готовые предоставить убежище беглым

крестьянам. Другие беглецы собирались в банды, опустошавшие

страну. В папирусах мы читаем горькие жалобы оставшихся

крестьян, которые из-за круговой поруки должны были платить

за бежавших; множились возмущенные доносы в адрес царских

чиновников.

Папирусы (в частности, «папирусы Зенона») ярко

показывают глубокое недовольство, царившее в деревне.

Крестьяне Египта предстают перед нами как достаточно

энергичные и нетерпимые к принуждению, их требования <84>

звучат резко в противоположность заискивающему тону,

который в таких случаях наблюдается у греков. Подобное

уныние, с одной стороны, и активность – с другой, объясняют,

почему восстания получили столь широкое распространение в

египетской хоре.

Таким образом, все больше и больше увеличивалась

пропасть между городским, эксплуатирующим миром и миром

деревенским – эксплуатируемым. Именно в этой пропасти М.

Ростовцев справедливо видел один из самых крупных изъянов

античных обществ начиная с IV в, до н. э., который

впоследствии стал одной из основных причин их крушения.

Неизбежное «единение»

В этом колониальном обществе, игнорировавшем в своих

законах национальные различия между победителями и

побежденными (которые будут столь характерны для Римской

империи), начиналось понемногу то самое «единение народов»,