Пантера был известен среди римских воинов не только своей лютостью, но и подвигами иного рода – изнасилованиями. Ворвавшись в захваченный город, он сразу же пускался на поиски, в то время как другие воины предпочитали сперва грабить дома. Его жертвой мог стать всякий, кто в нем возбуждал свирепое желание, будь это женщина, малолетняя девочка или мальчик. Подкрадывался он к ним обычно сзади, бесшумно и за несколько шагов бросался на них в высоком прыжке. Еще в воздухе он кулаком наносил притупляющий удар по затылку и сваливал жертву на землю. Стукнув ее еще раз по голове, в считанные секунды он раздирал на ней всю одежду и приступал к изнасилованию. Насиловал он долго, шумно, свирепо. И всегда кончал одинаково: вцепившись всеми ногтями жертве в подмышки, он процарапывал сначала кровавые дорожки по спине, а затем судорожно выпускал на нее обильную струю своей жидкости. В этот момент свирепость у него внезапно сменялась нежностью, с которой он размазывал смесь крови и спермы по дрожащей спине полуживой жертвы. При этом он иногда лил слезы жалости.
Девочек и женщин после изнасилования он не убивал, но никогда не щадил мальчиков. Им он неизменно перерезал горло своим коротким римским мечом.
У многих римлян его зверства вызывали отвращение. Но никто ему не смел и слова сказать. Одни из боязни, другие просто потому, что не хотели с ним связываться и предпочитали обходить его стороной.
«Город еще не взят, – шутили кощунственно некоторые легионеры, – пока Пантера не слил».
Но все терпели его, поскольку сражался он в бою как лютый зверь, а главное, никогда не спорил при дележе награбленной добычи.
– Я хочу, кхе, только убивать и е*ать, е*ать и убивать.
В Иерусалиме Пантеру сначала поставили одним из стражников в крепости Антония.
– Держите зверя подальше от людей, – посоветовал его центурион начальнику стражи.
Но Пантера как-то оставил свой пост и изнасиловал иудейскую девочку. Его тогда перевели из крепости Антония во Дворец Ирода, определив в состав небольшого отряда римских легионеров, чье постоянное присутствие там считалось символической необходимостью. Им было отведено целое крыло на первом этаже Агриппиева дома.
Пантера был изолирован от города, и не мог выходить без разрешения римского посланника при Дворце. За высокими стенами дворцовой Крепости он страдал, как лев в клетке, метался по Колонному двору, рвался наружу, а когда угомонялся, ходил под ветвистый куст руты и др*чил себя там, как обезьяна, по семь-восемь раз в день.
Однажды Сарамалла застал его за этим занятием. Ночью он прислал Пантере одну из своих девиц. Утром она вышла от него полуживая, вся в крови и разодранной одежде.
Сарамалла тогда решил больше не тревожить «зверя», но отметил про себя его склонность к насилию. Теперь Сарамалла думал использовать ее по назначению.
– Хочешь девицу сегодня на ночь? – спросил Сарамалла без всяких предисловий, подойдя к Пантере.
– Кхе, конечно хочу! – закряхтел по своей привычке Пантера.
– Но обещай не насиловать.
– Кхе, обещаю.
– Взамен окажешь мне одну услугу.
– Кхе, кхе, какую?
– Надо убрать одного иудея.
– А жена есть?
– Жены нет.
– А дочь?
– Есть.
– Это, кхе, хорошо, – сказал Пантера, почесав себя в паху.
– Тебе его покажут мои люди.
– Дочь, кхе, хорошо, – повторил Пантера, продолжая чесать себя в паху.
– Не чеши себе яйца. Сделаешь дело, получишь еще одну девицу на ночь, – пообещал Сарамалла.
– Я хочу, кхе, не одну, а много!
– Нет базара, получишь столько, сколько захочешь.
Пантера громко заржал. И внезапно схватил Сарамаллу за горло и выдал:
– Я хочу, кхе, е*ать много п**ды. Хочу, кхе, вые*ать п**ду всем, всем, всем бабам в мире!
Наступило 10-е число месяца Тишри. Йом Кипур. Великий День Искупления. В этот день Моисей сошел с горы Синая и очистил евреев от скверны Золотого Тельца. Но в этот же день, по преданию, Адам впал в грех и раскаялся, а Авраам совершил обрезание.
Евреи верили, что в Йом Кипур завершается Божественное Судилище, начатое в Йома Арихта, в первых числах Тишри[67]
. Именно в Йом Кипур Бог выносит свое судьбоносное решение о каждом человеке, определяет, кому простить его грехи за прошедший год и позволить дожить до следующего Рош Хашанаха, а кому нет. Хотя при этом никому не дано знать, какой приговор вынесен для него ХаШемом. Царь Давид как-то в этот день вопросил Всевышнего открыть ему день смерти, но лишь узнал, что умрет в одну из суббот.С раннего утра люди начали стекаться в Храм. Простые люди входили через Двойные ворота Хульды. Знатные горожане переходили по арочному мостику от Ксистуса. Дальше на север по ступенькам над другим таким же арочным проходом, ведущим к воротам посередине западных стен, шли женщины. Еще севернее через другие ворота проходили священнослужители Храма.