– Да, Иохазар, он действительно был истинным пророком, если смог предвидеть действия самого Бога. Но он перед ниневитянами превратился из истинного в лжепророка. Стал посмешищем в их глазах. Потому-то он и умолял Бога: «Господи, возьми душу мою от меня, ибо лучше мне умереть, нежели жить».
– Нет, ты превратно толкуешь историю Ионы, – опять возразил Иохазар бен Боэтий.
– История Ионы очень мудрая и поучительная, – сказал рабби Иссаххар, – и пророчество не самое главное в ней. Для Всесильного важнее было спасти от гибели город с огромным населением, чем сохранить пророческий престиж одного человека.
– Да, но Всесильный мог бы спасти огромный город от гибели без издевательства над несчастным пророком, – возразил Дворцовый Шут.
– Мог бы, но не сделал, – ответил рабби Иссаххар. – И это самый тонкий момент во всей книге Ионы. Рассказ этот не столько о пророчестве, сколько о пророке. Иона вышел из города на сороковой день, сделал себе там кущу, и сел под нею в тени, чтобы увидеть, что станет с городом. Он все еще надеялся, что Бог сдержит свое слово. Но тени было недостаточно, и Господь произрастил растение, которое за одну ночь поднялось над головой Ионы, чтобы избавить его от палящих лучей солнца и от огорчения. Иона весьма обрадовался. А на другой день Бог устроил так, что червь подточил растение и оно засохло. И с восходом солнца Бог навел знойный ветер. Лучи солнца стали вновь палить. И Иона изнемог, дошел до отчаяния. И просил себе смерти. И тогда Бог спросил его:
– Нет пророка без порока! – заметил Г.П.
– Метко сказано! – воскликнул принц Антипатр.
Йешуа бен Сий неодобрительно взглянул на принца Антипатра. Мол, «нет нужды в твоей оценке» – говорил его взгляд.
– Но пророчества помогают нам заглянуть в будущее, расширяют границы понимания мира, – вставил неожиданно Николай Дамасский.
– А как, рабби, Пророчество Мелхиседека? – спросил царь. – Истинно ли оно?
– Мелхиседек величайший пророк, когда-либо живший на этом свете, – ответил рабби Иссаххар. – И его пророчество самое важное из всех пророчеств.
– Стало быть, мне надо готовиться к приходу своего противника.
– Ты не можешь быть противником Мешиаха.
– Даже так. Я не могу быть противником Царю Иудеев из дома Давида?
– Его царство не от мира сего.
– Трудно понять. От какого же мира тогда? И почему же тогда его называют царем иудеев? А не царем «не от мира сего»? Почему тогда Ахиабус уверен, что за разговорами о Мешиахе кроется тайный заговор свергнуть меня и восстановить дом Давида на престоле? Разве не так, Ахо?
– Так, – ответил Ахиабус. – Я располагаю достоверными сведениями, что бене Бабы намерены воспользоваться слухами о Мешиахе, чтобы поднять народ против вас, Ваше Величество.
– Ну, а кто распространяет эти слухи? – спросил Дворцовый Шут.
– Сами же люди Ахиабуса, – сказал рабби Иссаххар. – И теперь, когда столько людей знают о Мешиахе, их уже никак не остановить.
– И что, рабби? Хотите сказать, что народ придет в движение, преподнесет царскую корону, так сказать, на блюдечке Элохиму и он откажется?
– Не уверен, что дело дойдет до этого.
– Ну, конечно, не дойдет. Я не допущу. Но я хочу знать. Откажется Элохим или нет?
– Думаю, откажется. Ему не нужна твоя корона.
– Я хочу услышать это от самого Элохима.
– Хорошо. Как увижу его, передам.
– Не забудьте!
Царь Ирод встал. В нескольких словах подвел черту пиршеству. Напомнил всем, что выступит перед народом через три дня, второго числа месяца Тебефа и призвал всех присутствующих поддержать его новые начинания.
Гости также встали и поклонились царю. Царь и принц Антипатр первыми покинули зал.
– Пато, – уже в Колонном дворе спросил царь, – не умрет он до второго?
– Не должен, абба. Это был особый яд. Из Египта. Медленно действующий. Убивает незаметно и не сразу.
– Интересно, почему тебе доставили яд из Египта? Не зря Соломея подозревает тебя.
– Абба, Соломея просто зла на меня.
– А почему?
– Она несколько раз домогалась меня.
Ирод расхохотался.
– Узнаю Мею. А почему отказываешь ей? Родной тете! Кинул бы пару раз палку. Ничего бы от тебя не убавилось.