Элохим

– Сам не знаю. Никогда вот так не задумывался. Обычно любовь не пользуется взаимностью. И чем она страстнее, тем и скоротечнее. Когда мне было тринадцать лет, я влюбился в дочь вифлеемского раббина. Она была очень красива и старше, кажется, на год или на два, и не обращала на меня никакого внимания. А у меня при одном ее появлении тряслись руки. Насколько сильно втюрился в нее тогда. Я мечтал скорее вырасти, жениться на ней. Жизнь мне казалась ясной. Я вот женюсь на ней и проживу с ней всю жизнь в согласии и любви, в окружении кучи детей, красивых, как она! Помню, однажды зимой я с отцом приехал в синагогу. В то утро выпал снег. Отец оставил меня перед дверями, а сам вошел в синагогу. Вдруг появилась она. Мы были одни во дворе. Кругом был пушистый снег. Она была такая красивая. И как все красавицы жестокая. Она тогда отвергла меня. Это была моя первая любовь, и она прошла. Наверно внеземная любовь не должна проходить ни при каких обстоятельствах.

– И она очевидно должна быть взаимной, – сказал Иосиф.

– Да, взаимной. Взаимная любовь – большая редкость. Еще большая редкость неугасающая взаимная любовь. Внеземная любовь, наверно, и есть неугасающая взаимная любовь. Подобно Солнцу каждый день она разгорается заново.

– Возможна ли такая любовь на земле?

– Не знаю. Может быть нет, на то и она внеземная. Но я знаю, что это не просто любовь между мужем и женой, между братом и сестрой, между сыном и матерью, между отцом и дочерью. Это любовь между мужчиной и женщиной независимо от их родственных уз.

– И, по-твоему, ими могут быть кто угодно? Брат, сестра, сын, мать, отец, дочь?

– Да, кто угодно, кто способен на внеземную любовь.

– Не кровосмесительна ли такая любовь, брат?

– Она может быть кровосмесительной, но не обязательно. Важно другое. Любить кого-то, как никто никогда не любил на земле, и одновременно быть любимым с той же силой.

– Какая-то немыслимая, запредельная любовь.

– Вот именно запредельная. Рождение и смерть ставит нам пределы. Но мы хотим жить. А что такое «жить», как не желание прорваться за установленные пределы во всем? Ощущать себя на грани человеческой мысли, чувств, на грани возможной любви и перешагнуть в запредельную любовь, испытав которую, ты можешь спокойно себе сказать: «Отныне уже нет разницы – жить дальше или умереть!»

38

Наступило двадцать пятое число месяца Тебефа. Анна ждала этого дня с нетерпением. Утром она проснулась раньше, чем обычно. Умылась, натерла тело благовонным елеем, причесала свои длинные светло-каштановые волосы. Тщательно провела ровный пробор, разделив волосы пополам посередине головы. Затем собрала их туго в пучок на затылке. «Просто и красиво», – вспомнила слова Элохима.

Анна подошла к окну. Из окна открывался впечатляющий вид на Храм. Она опустилась на колени, положила руки на подоконник и наклонила голову. Так она каждое утро приступала к утренней молитве, обращаясь лицом к Храму. Молча она помолилась за отца, за своего нерожденного ребенка и за Элохима.

Послышался стук в дверь. Она откликнулась. Вошла Иудифь с подносом. Принесла завтрак. Она прошла к кушетке у стены и поставила поднос с завтраком на столик. Анна обычно по утрам ела несколько кусочков козьего сыра с ломтиками хлеба, намазанными маслом, и выпивала чашечку яблочного сока.

– Госпожа, как сегодня себя чувствуете?

– Хорошо, Иудифь. А что, разве по мне невидно?

– Нет, не видно, госпожа. В последние дни вы очень бледны. Наверно подзалетели?

– А что, заметно? – проговорилась Анна, проведя невольно рукой по животу, и тут же прикусила язык. – Нет, нет, что ты! Двадцать лет не беременела… И тут ни с того, ни с сего. Нет, что ты! Просто утомилась. Приходится долго сидеть у отца.

За долгие годы Иудифь хорошо изучила свою госпожу. Ей стало ясно, что Анна хочет скрыть от нее свою беременность. Только не поняла, почему.

– Как рабби?

– Также. Очень слаб. Но держится.

– Сегодня тоже идете к отцу?

– Да, только не утром, а вечером. Приготовь мою пурпурную симлу[44].

– А зачем к больному ходить в праздничном наряде?

– Иудифь, это уж не твое дело!

– Я просто спросила.

– Лучше займись своими делами.

Иудифь хотела еще что-то сказать в оправдание, но Анна отвернулась от нее к окну, давая знать, что разговор закончен. Иудифь обиженно запыхтела и вышла из комнаты.

«Вот так с ней всегда. Сама же переходит все границы, а потом дуется», – подумала Анна. Но она уже привыкла к странностям Иудифь. Ей никогда в голову не приходила мысль заменить ее. К тому же домашнее хозяйство она вела исправно.

Иудифь была моложе Анны на десять лет. Она происходила из бедной моавитской семьи. Ей было всего тринадцать лет, когда Анна заметила ее в иерусалимской бане. У нее были курчавые черные волосы, очень смуглая кожа, мальчишеская фигурка, узкие бедра и маленькая, круглая как персик, попка. Словно привлекательная бронзовая статуэтка. Анна, не задумываясь, предложила семье Иудифь щедрое вознаграждение и взяла ее к себе.