Анна считала, что муж должен всегда иметь возможность удовлетворять свое желание, и лучше ему сделать это дома, чем на стороне неизвестно с кем. Когда Элохим впервые увидел Иудифь, он вопросительно взглянул на Анну, а она, улыбнувшись, сказала:
– Каждому сыну Давида полагается иметь свою моавитянку.
Это были первые и последние слова об Иудифь, произнесенные между ними за долгие годы совместной жизни.
Иудифь Элохиму понравилась сразу же. В первую ночь она была стыдлива, но покорна. В последующие дни стыдливость исчезла. И она стала изобретательна и вела себя в постели, «как кошка». Элохим с ней испытывал особые острые ощущения и позволял себе все то, что не мог допустить с Анной. Элохим быстро пристрастился к ней и стал с ней проводить больше ночей, чем с Анной.
Иудифь во многом была противоположностью Анны. В Анне ощущалась королевская сдержанность. А Иудифь могла проявить рабскую наглость.
Однажды за обедом Элохим заметил заносчивое обращение Иудифь с Анной. Он тогда промолчал, а ночью повел себя с ней нежнее, чем обычно. Нежность Элохима окрылила Иудифь, и она осмелилась спросить:
– Кто из нас лучше, Анна или я?
Элохим прежде чем ответить, встал с постели и оделся. И лишь после сказал:
– Не смей сравнивать себя со своей госпожой и называть ее по имени. И не забывай, что ты здесь только потому, что того хочет твоя госпожа.
Элохим тогда ушел и не пришел к ней в следующую ночь.
Несколько дней Иудифь ходила в слезах. Ее мать, которая часто приходила навещать дочь, рассказала ей, как Сарра заставила Авраама выгнать Агарь и Ишма-Эла. «Авраам просто вытурил их обоих. А у тебя даже ребенка нет от Элохима! Ты чем думаешь, головой или задницей?» Слова матери подействовали на Иудифь, как холодный душ.
Она быстро сообразила, что нельзя позволять себе непочтительность к Анне при Элохиме. Она также перестала обращаться напрямую к Элохиму при Анне. Так у них и повелось. Однако наедине с Анной Иудифь время от времени проявляла дерзость и заносчивость. Эти вспышки Анна воспринимала как неизбежную плату за то удовольствие, которое Иудифь по ночам доставляла Элохиму.
Между тем страсть Элохима к Иудифь не угасала, а наоборот, разгоралась с новой силой. По ночам он стал чаще приходить к ней, но при этом никогда больше не оставался до утра и уходил спать к себе. В таком молчаливом взаимопонимании они втроем и жили все эти годы.
Наступили сумерки. Анна одела пурпурную симлу, сшитую из нежной шерстяной ткани и окаймленную по краям золотыми узорами. Покрыла голову шерстяным платком и туго завязала его на затылке. Накинула на себя широкую шерстяную шаль черного цвета и закуталась с головой. Она никогда не носила на себе смешанные ткани. Посмотрела в зеркало, где под шалью было видно только ее белое лицо. В небесно-синих глазах как всегда играли чертики. У женщин взгляд обычно оценивающий. А у Анны он был несколько отрешенным и одновременно загадочно-обворожительным. Мало кто мог оторваться от бесноватой игры чертиков в ее синих глазах.
Она представила себе, как встретит Элохима у Шушанских ворот. Как обрадует его вестью о своем новом положении. Теперь она сама убедилась в своей беременности. Она улыбнулась себе в зеркало, испытывая блаженное волнение от мысли, что очень скоро окажется в объятиях своего любимого мужа, по ком так соскучилась за месяц. Еще несколько часов, и настанет конец разлуке. Они вновь будут вместе. И больше никогда не расстанутся.
Анна вышла из своей комнаты и спустилась вниз. Иосиф уже ждал ее в передней комнате. Тут же стояли трое телохранителей Элохима. Анна закрыла лицо дымчатой вуалью, называемой нежно – hinuma. И все вышли на улицу. Один из телохранителей пошел впереди, а двое сзади Иосифа и Анны.
До дома Второсвященника было далеко: предстояло обойти крепость Антония и Храм с севера, пройти через всю Акру, затем через Средние ворота под Милло перейти в Верхний город, а оттуда по мосту над долиной Сыроделов выйти к юго-западному углу Храма и затем на площадь Офел. На улицах почти никого не было. Но на площади они издалека заметили знакомую женскую фигуру.
– Анна, посмотри, кто идет? – сказал Иосиф. – Не мать Иудифь?
– Кажется, она.
– Анна, по-моему, она стучит на вас Коген Гадолу.
– Откуда знаешь?
– Однажды случайно заметил, как она вышла из ворот Коген Гадола. Кажется, и теперь она идет оттуда.
Анна встревожилась. Вспомнила вопрос Иудифь. Наверно, завтра весь город будет говорить о ее беременности.
– Надо известить Элои.
Иосиф верно предполагал, что мать Иудифь доносит на них Первосвященнику. Но ни он, ни Анна не подозревали, что еще раньше, лет девять тому назад, она была завербована также людьми Ахиабуса.
– Нана, наконец-то пришла.
– Абба, прости, что сегодня так поздно.
– Ничего, родная. Сегодня особый день.
– Абба, как узнал, что я в пурпурном? – удивилась Анна и сняла с себя шаль и накидку.