– А в повседневной жизни, – сказал Дворцовый Шут, – женщины просто невыносимы. Назойливы, ворчливы, сварливы. Сами не знают, чего хотят. Вот моя бывшая жена. Бывало, сидит себе без дела и говорит: «Хочется чего-то». Спрашиваю: «Чего хочется, дорогуша?». А она, вздохнув, отвечает: «Ах! Сама не знаю. Но чего-то хочется». Спрашиваю еще раз, как можно ласковее: «Чего же?». А она мечтательно закатывает глаза и елейным голосом выдает: «Ну, чего-то такого большого и красивого. Понимаешь?». Говорю: «Убей, не понимаю. Что же это такое, большое и красивое? Не арбуз ли!?». И тогда она писклявым голосом говорит, что мол, я ее не понимаю. Ну, скажите, ради Бога, люди добрые, как мне понять ее, когда она сама себя не понимает? Вот я не выдержал и развелся.
– Твоя жена, – сказал Лисимах, – была еще терпима. Была у нас одна женщина, по имени Ксантиппа. Чтобы терпеть ее сварливость и ворчливость понадобилась вся мудрость самого великого философа. И то ему это не всегда удавалось.
– Когда я был еще юношей, – сказал Сарамалла, – каждая красивая женщина для меня была тайной. Мне казалось, что под их одеждой скрывается нечто таинственное, волшебно-привлекательное. Я с трепетом мечтал увидеть обнаженное женское тело, коснуться его. Однажды моя мечта сбылась. Я впервые познал женщину и испытал наивысшее наслаждение в жизни. Словно попал на седьмое небо. Но как только слил, внезапно наступило такое глубокое отвращение к женскому телу, что меня чуть не вырвало. Словно с седьмого неба свалился в ущелье. Наверное, каждому из вас знакомо это чувство. Почему так?
– Еще царь Соломон говорил: «Миловидность – обманчива», – процитировал Иохазар бен Боэтий. – А он знал, о чем говорил. Бог намеренно дает нам испытывать рядом с высшим наслаждением глубокое отвращение для того, чтобы мы помнили, что за всякой женской красотой скрыто нечто обманчивое.
– До сегодняшнего дня, – признался Лисимах, – я даже и не подозревал, какими женоненавистниками могут быть мужчины Востока. Вы даже превзошли нашего Эврипида, самого закоренелого мисигониста, известного мне.
– Мы, греки, боготворим женскую красоту, – воскликнул Эврикл. – Для нас нет выше красоты, чем красота женщины.
– Ваше Величество, – обратился к царю Лисимах, – когда-то очень давно лучшие сыны Эллады воевали с троянцами из-за спартанской царицы Елены, наипрекраснейшей женщины в мире. Целых десять лет. Среди них были почти все греческие цари и прославленные герои. Когда-то они состязались между собою за руку Елены и обязались защитить совместно честь того, кого Елена выберет своим женихом. Вот почему они пошли войной на Трою. На этой войне погибли лучшие из лучших – Патрокл, Айакс, Гектор, Ахиллес. Наконец, греки взяли Трою, разрушили ее до основания, сровняли с землей и вернули Елену Менелаю. Но когда война кончилась, они поняли одно. И знаете что?
– Что? – спросил царь.
– Что стоило воевать все эти десять лет за Елену.
– Но еще и нечто другое, – добавил Г.П.
– Что же еще? – опять спросил царь.
– Что никто из них не был достоин красоты Елены.
После слов Г.П. все сказанные слова о женщине как-то разом померкли. Стали мелкими, никчемными, не достойными мужчины. Присутствующие и особенно те, кто поносил женщин, как-то сникли, задумавшись о наипрекраснейшей женщине в мире. Воцарилась неловкая тишина. «Мужчинам не подобает говорить между собой о женщине в том же духе, в каком женщины судачат о мужчинах, – подумал Элохим. – Это женская привилегия. О женщинах говорят либо хорошо, либо ничего».
Первым тишину нарушил царь Ирод.
– Что же получается, Учитель? Неужели никто не может быть достоин наипрекраснейшей женщины?
– За этим же столом, – ответил Г.П., – в прошлый раз ты, вроде бы, спросил меня, в чем заслуга греков перед человечеством. Теперь я могу ответить на твой вопрос одним словом:
Ἑλένη
Греки додумались до идеи наипрекраснейшей женщины в мире и воплотили ее в образе Елены. В прошлом, несомненно, было немало красивых и одновременно великих женщин. Египетские царицы Хатшепсут, Неферати и особенно Нефертити тому пример. Красотой отличались царица Семирамида, царица Савская и персидская царица, иудейка Эсфирь. А красоту македонки Клеопатры, царицы египетской, ты сам неоднократно созерцал.
– Согласен, стерва была очень красивой, – подтвердил царь. – Я бы сказал обольстительно красивой.
– Не говоря уже о бесчисленных безымянных красавицах, которые рождались и будут рождаться в каждом племени.