Ельцын в Аду

«Ариадна, - писал он Козиме Вагнер, - я люблю тебя». Его самый близкий друг Овербек тотчас поехал в Турин. Он нашел Ницше под наблюдением его хозяев; тот играл на пианино локтем своей руки, пел и кричал во славу Диониса. Овербеку удалось перевезти его в Базель без особенно тяжелых сцен; там он поместил его в лечебницу, куда вскоре приехала и его мать.

Ницше прожил еще десять лет. Первые годы были мучительны, последние более спокойны, минутами даже появлялась надежда на выздоровление. Иногда он вспоминал о своих произведениях: «Разве я не писал прекрасных книг?» - спрашивал он.

Когда ему показали портрет Вагнера, Фридрих вспомнил: «Этого я очень любил».

Светлые промежутки его сознания могли бы быть ужасными, но, кажется, они такими не стали. Однажды сестра, сидевшая около него, не могла удержаться от слез.

«Лизбет, - утешил он ее, - зачем ты плачешь? Разве мы не счастливы?»

Погибший интеллект спасти было нельзя; но нетронутая душа его осталась такой же нежной и обаятельной, восприимчивой к каждому чистому впечатлению. Однажды молодой человек, занятый изданием книг великого писателя, сопровождал больного в его недолгих прогулках. Ницше заметил на краю дороги прелестную маленькую девочку. Он подошел к ней, остановился, поднял упавшие ей на лоб волосы и, с улыбкой глядя в ее целомудренное лицо, сказал: «Не правда ли, вот олицетворение невинности?»

Фридрих Ницше умер в Веймаре 25-го августа 1900 года...

Лишь спустя десятилетие его творчество стало всемирно признанным...

- На что ты надеешься, Фридрих? - серьезно, без тени обычного для него ерничества спросил падший херувим. - Ведь Пантократор уже дважды наказал тебя...

- Как - «дважды»?

- Помнишь максиму древних римлян: «Кого боги хотят покарать, того лишают разума»? Иисус сначала сделал тебя безумным, потом оставил в аду до Конца света!

- Не согласен! Я считаю, Христос меня пощадил! До своего заболевания я только прославлял зло, но абсолютно ничего не сделал дурного. Повторюсь: я был демоном в мыслях, ангелом — в жизни! И на первичном суде Он определил меня в Зону творческих душ, где я почти не мучаюсь...

И вообще: если во время первого срока в пекле я не наделал грехов (пусть и не раскаялся до конца), не исключаю, что Христос на Страшном суде избавит меня от второго — вечного срока — инфернальных мучений...

- О чем ты глаголишь? - хором возопил сонм святых. - Посмертного раскаяния и отпущения грехов нет!

- Откуда это известно?

- Из писаний святых отцов! Наших писаний!

- А вы где это вычитали?! В Новом Завете ничего конкретного на сей счет не написано! И ответьте мне, многомудрые: если пребывание в аду до Светопреставления ничего не значит, зачем тогда Судный день? Чтобы еще раз подтвердить раз и навсегда уже вынесенный приговор?! Нет, я считаю, что милостивый Иисус дает душам второй шанс: если они верно оценят свои прижизненные поступки и искренне раскаются, Он пересмотрит приговор!

- Ты ошибаешься... - уже неуверенно забормотали праведники.

- Почему вы столь жестоки, светочи веры? Почему вы умаляете милосердие Бога-Сына? Почему вы так желаете лишить Царствия Небесного миллиарды потерянных не до конца душ?!

- Ты рая достоин?! Так ты считаешь?

- Это на Страшном суде выяснится... Можно сказать, я поставил над собой эксперимент, а Иисуса — перед дилеммой: можно ли осуждать на вечное пребывание в пекле всего-навсего за мысли и слова?

- Тебя, чадо, грызет червь самого страшного смертного греха — гордыни! - определил райский ключарь.

- Но я же сумасшедший! Можно ли одержимого манией величия судить за то, что он считает себя Наполеоном? А я ведь в философии и литературе — самый настоящий Бонапарт, этого никто не станет отрицать!

- Тяжелый случай! - вздохнул евангелист Иоанн. - Жалко-то как! Гений, а такая пропасть между бытом и творчеством. Труднейшая задача встанет перед Господом в день Светопреставления...

- А насчет меня чего Он решит? - робко (непривычно для себя) вопросил Люцифер. - Я ведь теперь почти что не при делах, сижу тут в подземном своем царстве потихоньку, грешников наказываю. Сама Церковь, которая во время оно карала людей за вымышленную связь со мной кострами, теперь молчит о них и старается забвением замять свое кровавое прошлое. Более того: она избегает много говорить и о самой нечистой силе. Еще сравнительно недавно святоши усердно напирали на то, чтобы держать память «человеческую под гипнозом имени, образа, могущества и ухищрений Сатаны». Сравните современную проповедь с проповедью 300 лет тому назад. В последней чуть не через слово — Дьявол и геенна огненная. В нынешней мельком скользнет мое имя. Сравните современную церковную архитектуру со средневековой. В старых храмах черт - столько же необходимая фигура, как святые, да и больше многих праведников в живописи, скульптуре, в резьбе глядит он с фресок, капителей, орнаментов, скамей, цветных окон, барельефов. В церкви нынешней мое изображение — величайшая редкость.