Елтышевы

Жена тряхнула муженька-баяниста:

— Хватит молоть опять! Как дам ведь...

Николай Михайлович налил водки в первые попавшиеся рюмки. Пригласил как мог бодрее:

— Давай, Георгий Степанович, за все хорошее! Чтоб у детей сложилось...

— Во-во! Эт правильно. Очень правильно! — И, забыв чокнуться, Тяпов бросил содержимое рюмки в рот.

Как обычно, пьянел Елтышев медленно. А сегодня и не пьянел вроде бы, а тяжелел душевно. С каждой рюмкой застолье становилось все неприятнее, гости — какими-то случайными, ненужными. Раздражало, как жадно ест Юрка, без хлеба, как, не дожидаясь остальных, никому не предлагая, наливает водку и глотает, глотает... “Дорвался”. Раздражали периодически взрывающиеся восторги в адрес погоды:

— Благодать-то какая! Это хороший знак: боженька свадьбу нашу солнышком благословляет!

— Да-да! Погода — прелесть, что и говорить!..

Николай Михайлович нащупал в кармане пиджака сигареты. Отошел к калитке. В закрытой широкой доской будке заворчала собака. “Собаку надо бы завести, — тут же кольнула мысль, — машина без призора ночами. Дождемся однажды...”

За столам опять стали скандировать:

— Горь-ко! Горь-ко!

Артем с Валентиной устало приподнялись, не обнимаясь, поцеловались кончиками губ. Гости захлопали, зазвенели бокалами и рюмками. “И где им, хм, первую брачную проводить?..”

— Николай Михайлович, — оказался рядом муж Хариной, высокий, сухой, совсем не похожий на деревенского мужчина, которому очень пошли бы очки. (“Да он ведь из города”, — вспомнил Елтышев.) — Сигареткой не угостите?

Елтышев дал сигарету.

— И зажигалочку...

“Ни говна, ни ложки”, — вспомнилось выражение, которое часто слышал от сержантов на дежурстве.

— Как там с пилой? — спросил.

— Да вот никак контейнер дойти не может! — с готовностью возмутился  Харин. — Каждый день звоним, ругаемся. Не дай бог потеряли.

— Я уже подпол копать собрался. Молодых же селить где-то надо... Дом строю.

— Да-да, правильно. А вы руками, что ли, копать будете? Я могу с трактористом договориться. В Захолмове у меня приятель на “Беларусе” с ковшом работает. А? Полчаса работы.

— И сколько это будет стоить?

Харин как-то нервно дернул плечами:

— Так сказать не могу. Договоримся... В пару сотен, думаю, уложимся.

Глава десятая

После свадьбы что-то важное сломалось в семейной жизни. Надламывалось и раньше, постепенно: сначала посадили младшего сына, потом завели уголовное дело и уволили мужа, потом квартиру отобрали, а теперь — теперь вот и Артем, так долго державшийся за родителей, слишком долго, как казалось, все продолжавший быть беспомощным ребенком, вдруг взял и ушел. Откололся. И в самый нежелательный для этого момент.

Поселился с женой у Тяповых во времянке. Зимовать там было холодно, но с мая по октябрь жить вполне возможно. Тем более нашелся обогреватель — старенький, тарахтящий “Вихрь”, выдувающий из зарешеченного отверстия струйку горячего воздуха.

У родителей Артем после свадьбы появлялся редко, да и то, кажется, лишь затем, чтобы взять денег.

Восемнадцатого мая приехал трактор и распахал огород. Отдали пятьдесят рублей и бутылку “Земской” водки. Земля оказалась песчаной, истощенной. Тетка сажала картошку из года в год, удобрять почву у нее сил не было — что-то собиралось по осени, и ладно.

Пришлось ехать к пустующим коровникам, набивать мешки перегноем. (Хороший нашли — целые кучи черного, жирного, даже не заросшего сорняками.) Хотели во время посадки бросать в лунку понемногу — какая-никакая, а подпитка.

Проходивший мимо мужичок остановился, спросил сердито:

— На огород, что ль, берете?

Николай выпрямился над мешком. Приготовился к перепалке:

— А что, нельзя?

— Да можно. Только соленый он — хуже сделаете. — И объяснил, где есть нормальный перегной и навоз.

Опростали мешки, поехали туда, куда указал мужичок.

— Есть еще хорошие люди, — шептала Валентина Викторовна, — спасибо ему...

На следующий день сажали картошку. Пришел и Артем, копал лунки, в которые Валентина Викторовна бросала морщинистые, с бороденкой ростков, клубешки. Николай копал лунки в другой части поля, сам бросал картошку, присыпал землей. Иногда обращал внимание на работу сына и сердился:

— Ну у тебя глаза есть или как? Чего кривишь-то так? И на равном расстоянии лунки делай, не части...

Тетка сидела во дворе, перебирала вынутую из подпола картошку, отыскивая более-менее крупную на еду. До августа нужно будет питаться ею.

Закончив с картошкой, сделав жене парничок под огурцы и несколько гряд, Елтышев вернулся к строительству дома.

Доочистил квадрат десять на десять метров, наметил место для подпола — срыл землю штыка на три. Оказалась она вполне пригодной для посадок, и Николай Михайлович отнес ее в огород. Дальше пошел песок.

Копать было легко, но соблазнял обещанный трактор с ковшом: действительно, трактору здесь на полчаса работы...

Сходил к Харину, напомнил.

— Да, я узнавал, — закивал тот. — Он обещал в субботу. Аванс требует... на солярку.

— Сколько?

Харин оглянулся на стоящую сзади жену.

— М-м... Сотню.

— Не слабо солярка у вас стоит, — усмехнулся Елтышев, но делать было нечего, отдал деньги. — Жду.

— Да-да. В субботу.