Елтышевы

Вдобавок к невеселым мыслям и томительному безделью у Артема — продуло, что ли, — заболел зуб. Сначала он просто почувствовался, что он есть, один из многих других в верхней челюсти, потом заныл, потом уже заболел по-настоящему, ни на секунду не давая покоя. Боль перекинулась и на соседние зубы.

Артем не выдержал, зашел в дом, попросил анальгина. Анальгина не оказалось, теща развела соду в теплой воде, велела полоскать. Полоскание не помогло, наоборот, боль стала стреляющей, в десне словно бы трещало, лопалось...

— Ох, да что делать-то?! — досадливо вопрошала теща, перебирая лекарства в жестяной банке из-под печенья. — Говорят, йодом надо смазывать. На ватку — и туда ее...

Валя сидела в единственном в доме кресле, выпятив живот, смотрела на Артема так, будто он пустяками морочит всем головы.

— Ну, давайте этот, — захлебываясь горьковатой слюной, сказал Артем, — йод.

Через полчаса безуспешных попыток унять боль он направился к родителям. Решил попросить денег на автобус, чтоб ехать к стоматологу.

Еще не войдя, лишь открыв дверь, уловил запах водки. В последнее время, когда бывал здесь, часто заставал отца сидящим за бутылкой.

Сегодня вместе с отцом сидел и Юрка. Бабка Татьяна наблюдала за ними из своего угла. Мать смотрела телевизор в комнате.

— А-а, — покривил отец губы, — здорово. Что, опять за финансами?

После того разговора на берегу, предложения идти работать в милицию, которое Артем не поддержал; после того, как он объявил, что не может собирать ягоду, отец стал относиться к нему с откровенным презрением. Не кипятился, как раньше, но и не пытался помочь, не делился больше своими планами, не предлагал строить дом. Кажется, видел в нем теперь лишь бесполезный груз жизни, который и бросить невозможно, но и тащить дальше нет никакого смысла, а лучше остановиться, прислониться с грузом к какой-нибудь опоре... Может, в водке (в спирте, точнее) он нашел теперь опору. И это Артема и задевало, и пугало. Словно его окончательно сбросили со счетов.

— Зуб сильно болит, — жалобно сказал он, не решаясь разуться, пройти к столу; мялся в пороге. — Всё перепробовали...

Из комнаты вышла мать:

— Что случилось?

— Да зуб болит, — еще более жалобно повторил Артем и потер скулу, — к стоматологу надо.

— А содой полоскал?

— Угу...

— Водкой надо пополоскать, — посоветовал Юрка то ли в шутку, то ли всерьез, — водка от всего...

— Боль салом снимают, — скрипнула бабка Татьяна.

— А?

— Сало надо на зуб положить. Это, Артема, сними там в чулане мешок.

...Древний солдатский сидор висел на крюке под потолком. В нем, как драгоценность, хранилось бабкино соленое сало. Лишь по праздникам или при болезни бабка Татьяна доставала кусочек.

И сейчас все в торжественном молчании наблюдали, как она перебирает обернутые в белые тряпочки бруски, разворачивает, оглядывает. Сало, правда, было неаппетитное — сухое, с рыжеватым, будто ржавчина, налетом, в кристалликах соли...

— От этого вот отрежь, — подала Артему один из брусков, — водой тепленькой окати и положь на зуб.

Артем исполнил, не очень-то веря в действенность сала. Присел на табуретку. Стал ждать.

— А нам, теть Тань, выделишь по кусочку? — попросил Юрка. — Спиртович сальцо любит. Надоело уже хлебом заедать.

— Да уж берите, — она положила на стол самый маленький брусок, — за урожай выпейте. Хороший нынче год. И грузди, и ягода, и картошки обещается...

Боль только усилилась. “Ну дак, — скрючился, закачался Артем, — бред солью лечить. От соли хуже только. Она же разъедает...” Он нетерпеливо тер языком пластик сала по зубу, десне, покусывал его, посасывал. Хотелось выплюнуть и снова начать проситься в город, к стоматологу. “А как там? — останавливали вопросы. — В какую поликлинику? Где там деревенских лечат?”

— Да-а, урожай, — горько вздохнул отец. — Два месяца почти на собирательство убили, а что заработали? Не стоит овчинка выделки.

— Почему не стоит-то? — удивился Юрка. — Хоть деньги пощупали.

— Какие это деньги — сто рублей. Пошел в магазин и непонятно на что потратил.

— Ну, эт понятно... Давай, Николай Михалыч, чтоб денег столько было, чтоб не считать.

— Эх-х...

— Как, Тема, — подошла мать, — лучше?

Он поморщился.

— Может, телевизор посмотреть хочешь? Только что-то сильно рябит, из-за дождя, что ли...

— Не хочу.

— Ладно... Валентина как?

— Ну, так... Лежит в основном.

— Уже ведь восьмой месяц у нее. Восьмой?

— Угу... — Говорить было и больно, и неприятно, особенно об этом. — Живот большой... М-м, — потер скулу, — не проходит совсем.

— Погоди-погоди, — откликнулась бабка. — Это не сразу, зато потом долго спокойно будет. У меня вон все поискрошились, а болеть не болят. Я потому что — салом чуть что.

...Действительно, постепенно боль сошла. А через час Артем и забыл о зубе. Сидел вместе с отцом и Юркой, выпивал, закусывал. Разговора особого не вязалось, в основном — вздохи, кряхтение, бормотки, напоминающие заговор: “Хоть бы дождь прекратился. Все ведь планы рушит”.

Неожиданно Юрка притиснул рот к уху Артема, попросил:

— Будешь в городе, гондонов купи.

— Что?